– Не двигайтесь! Осторожно! Это опасно!
Я услышала, как кто-то пытается меня остановить – но было слишком поздно. Прогнившие доски причала угрожающе затрещали подо мной, прогнулись, а затем сломались, и я рухнула в холодный океан у берегов штата Мэн, уйдя под воду с головой сразу футов на десять в глубину.
Возможно, за мгновение до этого я увидела мужчину, который мчался по пляжу к причалу, размахивая руками и крича, чтобы я остановилась. И если бы я повернула голову в его сторону, я смогла бы разглядеть его вполне отчетливо. Но я была слишком увлечена фотосъемкой отражавшейся в воде скульптуры, стоящей возле причала – женщины в кружевном платье, держащей в руках что-то, больше всего напоминающее ведро с виноградом.
Теперь, пытаясь спастись, я колотила руками и ногами по воде, мое сердце выпрыгивало из груди, а зубы отбивали чечетку – вода была очень холодная. А еще я понимала, что плыву очень быстро. А точнее, меня несет. Течение здесь оказалось весьма сильным, и оно меня стремительно разворачивало и уносило все дальше и дальше от причала.
Я закашлялась, выплевывая воду, вода вокруг пенилась, волновалась, в рот попадал песок. Волны били меня по лицу, заполняя рот и нос соленой, почти горькой водой. Руки и ноги начали неметь, меня колотила дрожь, которую невозможно было сдержать. Да как вообще океан может быть таким холоднющим в конце июня?
Я решила плыть против течения и изобразила австралийский кроль, который всегда удавался мне лучше всего. Я работала руками и ногами изо всех сил, пока они не отказались мне повиноваться, а когда остановилась, то обнаружила, что усилия мои были напрасными и меня все равно уносит в открытый океан.
«Ты же когда-то отлично плавала, когда училась в Эксетере! – попыталась я подбодрить себя. – Ты умеешь плавать!» Тихий голосок в моей голове очень старался звучать уверенно, но это не сработало. Паника охватила меня целиком, она разлилась по всему телу до самых кончиков пальцев рук и ног. Я сильно изменилась за годы, прошедшие с момента окончания колледжа – слишком много времени проводила за столом, слишком много сил тратила на бумажки и глупые покупки… и, надо сказать прямо, совсем не тратила сил и времени на занятия плаванием.
Внезапно мощный поток, который тащил меня под водой прочь от берега, остановился, и я оказалась в открытом океане – вокруг меня неторопливо плескались валы темной воды с белыми барашками. Казалось, океан был везде – темный и величественный. И бесконечный. Я завертела головой, и мне удалось разглядеть между волнами очень далекий и очень маленький причал – можно сказать, совсем крошечный. Я снова поплыла кролем, пытаясь преодолеть течение: вдох, выдох, вдох, выдох… Было трудно, ноги налились тяжестью и отказывались двигаться – они просто слишком устали.
Я остановилась и легла на поверхность воды с помощью рук, которые тоже совершенно обессилели. Мне хотелось плакать. Да еще подбородок сильно саднило – коснувшись его пальцем, я увидела кровь: видимо, ударилась или порезалась, когда падала. Я даже не поняла, как это произошло.
Мне так хотелось посмотреть на город с воды – как когда-то видела его моя бабушка, которая выросла здесь в сороковых годах двадцатого века. Я пришла на пляж, открыла калитку и взошла на этот причал. Некоторых досок не хватало, и перила были сломаны, но все же он казался довольно крепким и устойчивым, пока я не ступила на ту доску… она была какая-то слишком мягкая и податливая под моей ногой…
Волна шлепнула меня по лицу, я набрала полный рот воды.
Я вдруг поняла, что камера тянет меня на дно, словно камень – ремень от моей фотокамеры «Никон» оборачивался вокруг моей шеи. Она уже никогда не будет работать. Трясущимися руками я стащила с себя фотоаппарат через голову.
В памяти мелькнуло воспоминание о моем последнем дне рождения: ужин в «Мей Фейр» в Лондоне, мой жених Хайден протягивает мне коробку, завернутую в серебристую упаковочную бумагу, и открытку, в которой написано: «С тридцатипятилетием, Эллен. Надеюсь, это сможет соответствовать твоему выдающемуся таланту!» В коробке лежал фотоаппарат «Никон».
Я разжала пальцы и отпустила камеру – она плавно опустилась в темноту, и мое сердце сжалось, когда я представила, как она лежит там, в темноте, на дне океана.
А потом я начала думать, что мне не спастись. Что я слишком замерзла и слишком устала. То и дело закрывая глаза, я позволяла темноте проникнуть внутрь меня. Вокруг шелестел, пел, нашептывал океан. Я думала о маме – о том, как ужасно будет больше никогда ее не увидеть. И о том, как тяжело придется ей – вряд ли она вынесет две смерти за одну неделю: сначала бабушка, теперь я… Я думала о Хайдене и о том, как прощалась с ним сегодня утром, заверяя, что пробуду здесь всего одну ночь, максимум – две. И как он просил меня подождать до конца недели, чтобы мы могли поехать вместе. А я отказалась, потому что «это же короткая поездка». Ничего особенного. Сегодня вторник, сказала я ему, я вернусь на Манхэттен уже завтра. А теперь, за три месяца до нашей свадьбы, он вдруг узнает, что я не вернулась. И никогда не вернусь.
