Уникальная история российского государства содержит немало примеров героизма и беззаветного служения Родине, ставших предметом всеобщей гордости, символом национальной идеи. Но есть в ней и трагические страницы, и одна из самых мрачных — массовые политические репрессии против собственного народа, развернутые правящим режимом во второй половине 30-х годов прошлого столетия.
Зыбкое равновесие между самодержавием и либерально-демократическими слоями общества, установившееся после первой русской революции, разрушилось через десять лет — в феврале 1917 года. История не отпустила России времени для завершения прогрессивных преобразований, начало которым положил император Александр III, а продолжил П.А. Столыпин. Первая мировая война, в которую глубоко втянулась и Россия, стала губительной для огромной страны, катившейся к национальной катастрофе. Прогнивший режим разваливался на глазах. На реформах, да и будущем монархии Романовых был окончательно поставлен крест. Последний ее представитель — Николай II был свергнут с престола. Заметим: не большевиками с их социалистической пропагандой, а генералитетом и приближенными последнего императора, присягавшими ему на верность, и готовых защищать его от всех врагов и бедствий.
Февральская революция не решила ни одной назревшей проблемы. Временное правительство не располагало реальной властью. Революционная стихия расползалась по стране, вовлекая все слои общества. Развернулась яростная борьба за власть, к которой рвались эсеры, кадеты, меньшевики, большевики, монархисты, генералитет и разного рода авантюристы.
Закономерным итогом политического хаоса стал Октябрьский переворот и провозглашение власти Советов. Свергнуть Временное правительство и захватить власть могли многие, но первыми оказались большевики, которых еще в начале 17-го года никто не воспринимал как реальную политическую силу. Делить свалившуюся к ногам власть большевистские лидеры ни с кем не захотели. Началось подавление всех, кто пытался ей сопротивляться.
Но и противники, не желавшие смириться со своей незавидной участью, поднялись на борьбу. Страна оказалась ввергнутой в гражданскую войну.
По какому пути могла тогда пойти Россия при ином развитии событий? Точного ответа не существует, однако вряд ли разоренную страну ожидали счастливые времена. Да и сохранилась бы она вообще как государство с огромной территорией, простиравшейся от берегов Балтики до Тихого океана? В Белом движении единства ведь не было. Каждый удельный правитель-временщик мечтал видеть себя единоличным хозяином самостоятельной республики с непременным отделением от России: Колчак — в Сибири, Краснов — на Дону, Анненков — в Семиречье, Петлюра — на Украине, Миллер — на русском Севере, Врангель — в Крыму. А еще были махновцы, мусаватисты, басмачи… Договариваться с Советской властью они не хотели, мирных путей урегулирования общенационального кризиса, в который сами же ввергли страну, не признавали. Каждая из сторон не брезговала никакими методами и приемами, отвечая террором на террор.
В январе 1918 года было разогнано Учредительное собрание. Точно так же поступил адмирал Колчак в Сибири, едва воссозданное там из представителей различных партий собрание попыталось выдвинуть демократические лозунги. Притом что в омской учредиловке было немало петроградских депутатов, низвергнутых большевиками, разгон сопровождался кровавым насилием и стоил жизни многим из них.
Яростная непримиримость друг к другу обусловила крайне жестокие формы подавления. 20 декабря 1917 года по инициативе Председателя Совета Народных Комисаров В.И. Ленина «для борьбы с контрреволюцией и саботажем» была создана Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК).
Жертвами красного террора оказывались не только действительные противники нового строя, но и многие случайные люди, взятые во время облав и прочесывания.
Дальше — больше. В соответствии с постановлением Совнаркома, репрессиям подвергались представители буржуазии, государственные деятели, генералы и офицеры, перешедшие в белую армию, их родители, жены и дети. Словом, все те, кто не приветствовал новую власть и пытался хоть как-то противиться произволу.
Справедливость и законность были вычеркнуты из арсенала под напором «революционной целесообразности». Я.Х. Петерс — сподвижник первого председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского заявлял, что «всякая попытка русской буржуазии ещё раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, понимаемое под красным террором».
Политика террора быстро прижилась по обе стороны фронта.
После окончания Гражданской войны большевики несколько ослабили террор, но вовсе от него не отказались. Теперь его направленность сместилась, и объектом насилия стал собственный народ, который шел за большевиками, являлся их союзником и опорой. Насилие давало большевистским вождям единственный шанс выжить, удержать в руках кормило российского корабля.
История учит, что после всеобщей смуты всегда наступало всеобщее отрезвление, но повернуть события вспять было уже невозможно.
Рожденные в воспаленных головах бунтарей и революционеров благие намерения, далекие от реальности прожектерские идеи о переустройстве общества и государства оборачивались национальным бедствием для народа, заводили страну в безысходный тупик. Вместо обещанного счастья, во имя которого революционные ораторы звали к топору, простых людей в конечном счете ожидало глубокое разочарование.
