Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [5]

Дядя царя был популярен в войсках, несмотря на постоянно преследовавшие русскую армию неудачи. Его любили за простоту и доступность, умение найти нужное слово и для заслуженного генерала, и для безусого рекрута. На него готовы были ставить многие. Его имя и в дальнейшем будет не раз значиться в числе наиболее вероятных претендентов на российский престол, лидерство в оппозиции. Вот только сам Николай Николаевич готовности принять столь высокие ставки пока не проявил, и тогда объявились другие.

В мае 1917 года в Новочеркасске недовольные новой властью казаки созвали Войсковой круг Войска Донского. На нем войсковым атаманом избрали генерал-лейтенанта А.М.Каледина, одного из самых видных поборников казачьих прав и привилегий, ярого монархиста, патриота Дона и сторонника идеи неделимости России.

В отличие от Временного правительства, Дон обретал реальную, не бутафорскую власть, ибо Каледина земляки знали как генерала волевого, расчетливого и твердого в решениях и поступках. Весть о его избрании пришлась по сердцу казакам-фронтовикам, но надежд на стабильность не добавила. «Дома будет порядок, но зачем нас держат здесь, на фронте?» — задавали себе вопрос казаки, поглядывая на пехоту, где дезертирство продолжалось в ничуть не меньших масштабах, чем прежде.

Между тем из-за хронических неудач на фронте и без того разлагавшаяся армия катастрофически продолжала терять свой авторитет в глазах общества. Этому способствовало и отсутствие единства среди военной верхушки. Родоначальник самого громкого успеха российской армии в Первой мировой войне генерал А.А. Брусилов, ударившись в политику, сразу принял сторону Временного правительства. Он явно заискивал перед Советами, солдатскими комитетами, не чинил особых препятствий их проникновению в армейскую среду. Примерно таких же позиций держался и командующий войсками Северного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич. Он тоже предпочитал не ссориться с Советами и не выступал против их вмешательства в военные дела.

Керенский это оценил и сделал Брусилова Верховным Главнокомандующим всей российской армией, сместив с этого поста показавшегося менее надежным генерала М.В. Алексеева. В отличие от других, Брусилов вел себя осторожно, открыто претензий к Временному правительству не высказывал, хотя не демонстрировал явно и особых симпатий к нему. Такая линия поведения боевого генерала в столь критический момент российской истории вызывала недоумение. В подобном качестве Брусилов годился разве что на какую-нибудь второстепенную роль ни за что не отвечающего советчика. В конечном счете так оно и произошло: Брусилов превратился в некоего посредника между враждебно настроенной к Керенскому частью военной верхушки и остальным генералитетом, исполняя роль марионетки, послушной и тем и другим.

Однако и энергичные генералы вроде Корнилова, Деникина, Крымова тоже оказывались не у дел. Их попросту опасались подпускать близко к власти. Началась чехарда кадровых перетасовок. Пошла раздача чинов и званий новым фаворитам, демонстрировавшим лояльность к Временному правительству. Профессионализм, способности и боевые заслуги в счет не шли. Для продвижения наверх требовалось принародно выразить, хотя бы на словах, симпатию к Керенскому, Брусилову и не допускать критики в их адрес. Новоявленные стратеги в гражданских сюртуках вмешивались в управление войсками. Отодвигая в сторону опытных и грамотных военачальников, они охаивали традиции русской армии, ратовали за упразднение воинской субординации и единоначалия. Это еще больше подрывало дисциплину, снижало боеспособность армии, которая стала разваливаться, теперь уже неотвратимо и стремительно.

Командующий Петроградским военным округом генерал Л.Г. Корнилов с оставшимися верными частями выразил решительную готовность восстановить в городе спокойствие, усмирить бунтовщиков. Его инициатива хотя и устраивала, но в то же время и путала председателя Временного правительства, одинаково боявшегося как Советов, так и генералов. Проявить твердость, навести порядок в войсках и в городе Корнилову мешало отсутствие единства среди российского генералитета, по-разному воспринявшего Временное правительство и идею введения жестких мер, роспуска наводнивших полки и дивизии комитетов и комиссаров.

Лавр Георгиевич Корнилов слыл наиболее авторитетным представителем российского генералитета, сохранявшего верность воинскому долгу и присяге. Выходец из простых казаков, сын хорунжего, он сумел добиться практически невозможного — стать Верховным Главнокомандующим не благодаря связям, протекции или родовитому происхождению, а исключительному упорству в учебе, освоении военного дела, усердию по службе и личному мужеству. Во время Русско-японской войны стрелковая бригада, штаб которой возглавлял Корнилов, прикрывала отступление русской армии под Мукденом. Оказавшись в окружении, бригада с тяжелыми боями прорвалась сквозь японские части, вынеся на руках больных и раненых.

Примерно в сходной ситуации пришлось побывать Корнилову со своей дивизией и в Первую мировую. Она успела проявить себя в Галиции, где за наведенную в подчиненных частях дисциплину, проявленную доблесть и упорство в противодействии австро-германским войскам была прозвана «стальной». И здесь Корнилов командовал прикрытием арьергардов российских войск, отступавших из предгорий Карпат. В одном из боев генерал был ранен и попал в руки австрийцев. Едва оправившись, Корнилов бежал из австрийского плена и добрался до расположения своих войск.