Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов - [6]

Лавр Георгиевич яснее многих видел, насколько пагубны популистские заявления Временного правительства о необходимости «дальнейшего углубления революции», которые вели лишь к утрате всякого контроля над ситуацией в стране и, что для генерала было особенно болезненно, к окончательной деморализации армии, полной потере ее боеспособности. С самого начала Корнилов резко выступил против пресловутого Приказа № 1. Он видел, как и без того низкая дисциплина в войсках с провозглашением этого приказа рушилась окончательно.

Внимая призывам демагогов, солдатская масса отказывалась воевать: целые части в полном составе самовольно покидали боевые позиции, оголяя огромные участки фронта. Число дезертиров превышало 1,5 миллиона человек, еще почти 2 миллиона находилось в германском плену. Эти потери никак нельзя было отнести на счет успехов австро-германских войск. Они явились прямым следствием военной политики Временного правительства, самого Керенского и небывалой по масштабам деморализации и разложения российской армии. Как отмечали современники, режим погибал при всеобщем к нему отвращении.

Не встретив поддержки и понимания, не видя иной возможности служить Отечеству, Корнилов написал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Просьбу удовлетворили, назначив командующим армией, с определенным понижением по сравнению с прежней должностью. Опытный генерал сразу осознал действительные масштабы катастрофы. Фронт в своей основе держался за счет мужества и доблести честных офицеров и солдат, оставшихся верными присяге. Для спасения незамедлительно требовались самые решительные меры. Отбросив всякую дипломатию, генерал во всеуслышание заявил, что в окопах гибнут самые честные и преданные люди. Привлек внимание к катастрофическим потерям среди офицеров, составлявшим более 30 %, среди солдат они в процентном отношении были вдвое меньшими. По его словам, трусы и предатели бросают позиции, безнаказанно дезертируют в тыл. Чтобы выправить положение, Корнилов потребовал от Временного правительства восстановить на фронте и в тылу смертную казнь для дезертиров, прекращения в войсках анархии, насаждаемой комитетами и комиссарами, пресечения травли и дискредитации офицеров.

Теперь правоту этих претензий Керенский, конечно, осознал. Тем более что без возрождения боеспособности армии «продолжать войну до победного конца», о чем, не переставая, заявляли и председатель правительства, и его министры, было просто невозможно. На словах командующему выразили поддержку, но все нараставший страх перед Советами заставлял Керенского ловчить, лавировать, всячески оттягивать принятие принципиальных решений. Однако и игнорировать мнение Корнилова, пользовавшегося безоговорочной поддержкой генералитета, Керенский не мог. Дабы показаться «своим», глава Временного правительства решил подыграть военным и вновь приблизил Корнилова к себе, назначив Верховным Главнокомандующим, удалив с этого места не успевшего еще войти в курс дела генерала Брусилова. Такой шаг, помимо прочего, диктовался и чисто стратегическими соображениями, поскольку стало совершенно очевидно, что Германия вознамерилась сполна воспользоваться моментом — налицо были все признаки готовящегося грандиозного наступления.

И оно вскоре началось. Фронт был прорван, германцы устремились к Риге, Ревелю, стали реально угрожать Петрограду. С большими потерями продвижение противника удалось остановить. Столь опытному военачальнику, каковым являлся Корнилов, было очевидно, что второго подобного удара деморализованная армия не выдержит. В ультимативной форме он стал требовать предоставления всей полноты власти для наведения порядка в армии, разгона солдатских и матросских комитетов. Но к неприязни Керенского по отношению к Корнилову добавилась и враждебность Петроградского Совета, потребовавшего смещения упрямого генерала с поста Главнокомандующего. Повод для объявления официальной опалы ждать себя не заставил.

Летом 1917 года Временное правительство решило устроить в Москве государственное совещание с целью укрепить свой изрядно потрепанный авторитет и «мобилизовать силы для борьбы с язвами, покрывшими весь государственный аппарат». Во всяком случае, так было обозначено в повестке. Сознавая опасность появления Корнилова на форуме, где ожидалось присутствие представителей большинства политических сил, движений, делегаций с фронта, в том числе от поддерживавшего генерала казачества, Керенский попытался воспрепятствовать приезду Корнилова в столицу, но это сделать не удалось.

Москва встречала генерала Корнилова с большим почтением. Открыто встать на пути всеми почитаемого генерала глава правительства не отважился. Сорвалась и попытка отвести Корнилову роль пассивного наблюдателя, не предоставить ему трибуну для выступления.

Корнилов свой доклад сделал. В самых резких выражениях он обвинил предшественников Керенского, Временное правительство и его бездарное окружение во всех бедах, постигших Россию и армию. Генерал призвал принять незамедлительные меры к наведению порядка. Он огласил телеграммы об убийствах ни в чем не повинных офицеров, привел данные о масштабах дезертирства как свидетельства окончательного развала армии. Его требования были жесткими и конкретными: никакой игры в демократию, разгон комитетов в армии, введение смертной казни, установление железной дисциплины.