Полицейский не поверил ему — это очевидно.
Их же специально учат никому не верить. Ничего удивительного. Полицейский ему не верит. А ведь он, Маркус Баттин, чуть голову не сломал, придумывая, что им сказать. Трудно сочинить убедительную историю. Было бы проще, знай он правду. Правду! Трещина толщиной с волосок в основании его жизни. Дни напролет рассматривал он эту трещину, убеждая себя, что ничего не видит. «Просто я стал жертвой сумасшедшего, — повторял он себе снова и снова. — На меня напал псих, потерявший рассудок».
Он смотрел на стопку исписанной бумаги на столе. С какой стати его допрашивают? В конце концов, потерпевший — он. А их «беседа» тянется вот уже два часа. Настоящий допрос. Теперь ему придется еще все перечитывать и подписывать каждую страницу, заново все переживая только лишь для того, чтобы они закрыли дело.
— Конечно, я не могу заставить вас читать то, что вы подписываете, — сказал полицейский. — Но, в случае продолжения, данный текст может быть использован как доказательство. И тогда, если, не дай Бог, обнаружатся противоречия, — у вас возникнут проблемы. Не так уж это и долго.
Продолжение? Какое еще продолжение?
Этот псих покинул страну. Продолжение будет иметь значение исключительно для его дочери. Желудок Баттина судорожно сжался при мысли о Джульетте. Как он мог, этот тип, так поступить с ней? Конечно, полиция очень хотела бы допросить и ее. И чтобы уберечь Джульетту, он в конце концов сам согласился на беседу. Джульетта не в состоянии отвечать на вопросы. И он никогда не простит психу того, что он сделал с Джульеттой. Впрочем, поговори они с ней, история стала бы еще более непостижимой.
Дамиан Альсина любил его дочь. Они встречались всего два месяца, но за это время она переменилась настолько, что не заметить этого было уже невозможно. Нет, не он — она любила его. Неудачи последнего лета тяжело сказались на ней. И только в этом ее вина. Она всегда тяжело переживала неудачи. Еще в школе. В балетной школе. Постоянные замечания, крики, сомнения в собственных силах, не оставлявшие ее ни на минуту, учителя, с садистской изощренностью метившие в больную точку. «Кричат только на самых способных, — повторял он ей. — Гораздо хуже, когда тебя не замечают. Раз они стараются вогнать тебя в гроб, значит, верят в тебя». Она этого не понимала. Или, может быть, понимала. Просто не умела им противостоять. Внутренне. Все принимала слишком близко к сердцу. И он тревожился за нее. В конце концов, правда, у нее получилось. Пусть пока бесплатно — стажировка, — зато в одном из лучших театров страны: в Берлинском государственном оперном театре. Все эти изменения тоже повлияли на нее, но это проявилось уже в сентябре-октябре. Ее словно подменили: в выходные все время куда-то убегала, совсем перестала ездить к ним в Целендорф 3. Жена первой поняла, в чем дело: какое солнце вдруг засияло для их дочери во мраке постоянных комплексов.
— Она встретила своего принца на белом коне, — коротко сообщила Анита.
— А я ничего об этом не знаю, — ответил он. — Должно быть, этот парень — волшебник, если ему удалось за несколько дней полностью излечить ее.
— Чтобы завоевать девятнадцатилетнюю девушку, не обязательно становиться волшебником, — возразила Анита, — вполне достаточно быть просто обаятельным мужчиной.
— Мужчиной?
— Ну да. Молодым, конечно. Ему двадцать три года.
— И что? Ты его видела?
— Нет. С чего ты взял?
— Ты говоришь так, словно что-то уже о нем знаешь.
— Присмотрись к ней, и тоже все поймешь. Я только спросила ее, сколько ему лет.
Эта новость одновременно обрадовала и встревожила его. Ей явно лучше. Это хорошо. Но мужчина? А как сам-то он ничего не заметил? Работа. Слишком много работы. Особый график. Новая концепция безопасности в связи с переездом правительства. В те три недели дел у него было больше, чем обычно, и она успела ускользнуть. Эта мысль его испугала. Нет же, просто переступила через разочарования прошлого лета и влюбилась. А ему не сказала, потому что его почти не бывает дома, они мало видятся. Однако переварить новость оказалось непросто.
Впрочем, какое отношение все это имеет к стопке бумаги перед ним? Он уйдет, только подписав каждый лист. Быстро поставив подпись на первых четырех, он вернулся к началу и еще раз проглядел раздел с персональными данными. Маркус Баттин, родился 32 февраля 1947 года в Ростоке. Потом шли места его проживания в ГДР до 1976 года, когда он перебрался в Западный Берлин. По счастью, этой темы полицейский коснулся лишь вскользь. Ему и сейчас еще неприятно рассказывать о мрачных гэдээровских временах. Похоже, смена имени у них не зафиксирована. Во всяком случае, полицейский об этом не спросил, а сам он не видел повода поднимать эту тему. Маркус Лоэсс скончался зимой 1975 года в возрасте двадцати девяти лет. Теперь его зовут Маркус Баттин. И слава Богу.
Он перевернул несколько страниц и стал читать то, что касалось происшествия.
«Вопрос. Вечером 23 ноября 1999 года вам позвонил по телефону господин Альсина.
Ответ. Да.
В. Вы не могли бы припомнить точное время?
О. Между пятью и шестью. Около половины шестого.
