Та, что прогуливалась взад-вперед недалеко от входа в метро, еще сохранила следы хорошего воспитания.
– Добрый вечер, месье,– сказала она мне, когда я поравнялся с ней.
Я ответил:
– Добрый вечер, мадам.
И пошел дальше. Я искал не ее. Путь мой лежал вдоль улицы Лавандьер-Сент-Оппортюн.
Подлый порыв ветра, насыщенный каплями дождя, застал меня врасплох. Было похоже, что его принесло из Дворца Правосудия, приземистая масса которого с башнями, торчащими, как уши, смутно виднелась на том берегу реки. Я едва успел подхватить на лету свою шляпу и сказал себе, что неплохо было бы пойти домой и залечь спать.
Для январской ночи довольно тепло, но все-таки это был январь, и подобные порывы ветра доставляли куда меньшее удовольствие, чем в середине лета.
И я мог без конца мысленно повторять, что в данный момент нахожусь более или менее на службе, но убедить себя в этом никак не удавалось. Что касается папаши Луи Лёрё[1]-красивое имечко,– то мне надо было лишь дождаться, когда он вернется в свой отель на улице Валуа, чтобы наложить на него лапу. Конечно, лучше бы подобрать его между двумя рюмками спиртного и призвать к порядку, но это было необязательно. Бесполезно в этих условиях пытаться проследовать по его любовному маршруту или прочесать те бистро, где ужинают. Только вот… люблю я пошататься немного по улицам, по теплым, вернее, не слишком холодным для января месяца, улицам.
Я посильнее сжал зубы на моей трубке, наклонил голову и припустил в сторону улицы Жан-Лантье, лучше защищенной от ветра.
Пару месяцев назад одна блондинка по имени Габи трудолюбиво изнашивала свои подошвы на этой улице между входными дверями двух отелей. Может быть, она и сейчас еще там. Придя на место, я различил в темноте двух девиц.
Первая, которая набросилась на меня, словно я был самим Ага-Ханом, не показалась мне блондинкой, насколько я мог судить. Вообще, если она и была блондинкой, то довольно скромной. Не такой платиновой, вызывающей и агрессивной, как та, что я искал.
– А Габи здесь нет? – спросил я.
– Я и есть Габи,– ответила девка усталым голосом.
– Габи – блондинка,– уточнил я.
– Уже шесть месяцев, как я больше не блондинка, лапуля. Поменяла себе цвет шевелюры…
– А можно посмотреть на твою мордашку? Мне нужно поговорить с Габи. Я не хочу ошибиться.
– Но тебе говорят, что Габи – это я.
И действительно, это была она. В этом я убедился в коридоре дешевого отеля, куда ее завел, чтобы посмотреть в лицо при желтоватом свете анемичной, грязной и маломощной лампочки. Довольно красивое лицо, но тоже анемичное, землистого цвета, ни молодое, ни старое.
– Доволен?– спросила она.– Это ведь точно я?
– Да.
– А что дальше?
– Только немного информации. Вот, держи тысячу франков[2] за потерянное время.
Без колебаний и протестов она взяла купюру и засунула в свой чулок, показав мне ноги с уже начинающими вздуваться венами. Ничего удивительного в этом нет. Она уже приближается к той категории публичных девок, которым приходится больше стоять, чем лежать. Ей бы надо иметь хорошую пару обуви. Без сносу. А мне кажется, что я на ней не видал ничего подобного. Ботинки со шнурками, не особенно греющими ноги. Кожаные сапоги – это повыше: в районе Сен-Дени. И потом, зуб на зуб не попадал у этой Габи в ее пальто, оно только выглядело шерстяным, но на самом деле было из чистого хлопка. Потому что сапоги повыше и пальто на меху опять-таки находятся подальше, на улице Комартен, где циркулируют добытчицы высокого полета. В другом мире, короче говоря.
– Какой информации? – произнесла Габи.
Я сдвинул шляпу на затылок:
– Ты меня не узнаешь?
Она вздохнула:
– О! Знаешь! Я столько вижу вашего брата.
Врет. Но пропустим.
– Меня зовут Нестор.
– Забавное имя.
– Тем не менее мое. И я ищу одного забавного хмыря. Одного из твоих клиентов. Луи его зовут, если он тебе сообщил свое имя, что вполне возможно, потому что он по природе болтлив. Пожилой кондовый селянин, но если судить по манерам, то не такой уж и кондовый. Провинциальный пижон. Буржуа из Лиможа, но почти без акцента. Он всегда рассказывает о своем городе, потому и я тебе это говорю, в свою очередь. Раз в году он устраивает загул в этих краях. И у него свои привычки… Я его сопровождал в прошлом году. Да, когда есть время, я работаю няней для взрослых. Похоже, что он опять бродит где-то здесь, но я его никак не встречу. Ты поняла, что я имею в виду?
Она быстро сообразила:
– Да, да, понятно… Дядя, который как бы чихать хотел на всех и каждого?
– Совершенно верно.
– Еще бы я его не помнила!
– Почему?
– Он симпатичный и не скаредный. Если бы таких побольше! Неважно, что он трепач и чудной, как ты говоришь.
– Он приходил с тобой повидаться сегодня вечером?
– Нет,– вздыхает она,– ни сегодня, ни вообще в эти дни.
– Ну, что поделать, тем хуже для него, для тебя и для меня. Все равно спасибо тебе, Габи.
– Не за что.
Она смотрит на меня глазами побитой собаки. И спрашивает себя, к чему весь этот допрос и не свалится ли ей, подобно черепице с крыши, на голову очередная неприятность? Неприятности – она их коллекционирует всю дорогу,– и если бы они действительно имели вид черепиц, то ей хватило бы на постройку крыши нормального размера. Крыши, которая ой как бы пригодилась ей на этом тротуаре, где клиенты пристают к ней наверняка меньше, чем полицейские, и где так часто случается ненастная погода…
