Строить планы — хреновая привычка, хотя бы потому, что всем на них плевать. Ты можешь ложиться спать с довольной улыбкой и мечтами о том, что с утра ты съездишь в тренажерку, заскочишь к подруге и слопаешь с ней пиццу, взяв лучшие куски себе, конечно. Выпьешь парочку бокалов мартини, лежа в шезлонге у собственного бассейна и рассматривая загорелый торс маячащего вдалеке парня, вроде как волейболиста, ну или на крайний случай гольфиста, да хоть саксафониста в конце концов, хотя они вряд ли имеют такую подкачанную фигуру.
Ты можешь мечтать о том, что вечером пойдешь на вечеринку, где сможешь отомстить бывшему и сделать подсечку его нынешней, которая при падении сломает себе ногти, тем самым испортив маникюр за сотню баксов. Ты можешь представлять то, с какой победной ухмылкой будешь садиться в машину, чтобы вдарить по газам и свалить в неизвестном направлении под уничтожающие взгляды бывшего и его нынешней. Черт, да ты даже можешь планировать полёт в космос без благословения родителей, на пожертвования прихожан, заинтересованных, чтобы ты наконец исчезла, как можно дальше и как можно надольше. В общем, ты можешь всё: от глупых фантазий до реальных планов, но так или иначе вселенная всё равно тебя опередит, вырвется вперед и закажет направление, тем самым программируя твоё будущее, в моём случае — незавидное будущее, потому что сейчас я бы не сидела в этом богом забытом месте, сжимая скользкий от крови пистолет, с единственно оставшимся в нем патроном, который на крайний случай я собираюсь пустить себе в голову. Точно в висок, или в глаз, или… черт, мне страшно, если честно, и подбадривающая улыбка человека, по вине которого я влипла в такое дерьмо, мне нисколько не помогает. Впрочем, его вина — спорный вопрос, ведь всё началось задолго до нашего знакомства, очень задолго, точнее в тот момент, когда я ещё только родилась и подарила своему отцу недовольную гримасу, которая потом частенько появлялась на моём лице. Из вредности скорее, чем от истинного недовольства, и я удачно этим пользовалась, умело манипулируя своими родителями и зарабатывая себе репутацию избалованной суки.
Избалованная сука, к слову сказать, частенько выручала в сложных ситуациях, но в этой… даже она не в силах помочь. Тем более она. Ведь если бы я вела куда более скромный образ жизни, то никогда бы не оказалась на этой проклятой улице, напротив этого проклятого места, в этот проклятый час, минуту, секунду, когда какой-то придурок увидел в моей машине, а значит и во мне, спасение своей никудышной, подстреленной задницы, внезапно появившейся на заднем сидении моего Porche в тот самый момент, когда я нагнулась, чтобы поднять упавшую помаду, выскочившую из моих дрожащих от недосыпа пальцев.
И выпрямиться тогда я как-то не торопилась, потому что живо ощущала холодное дуло пистолета, грубо приставленного к моей скуле, вдруг побледневшей и будто онемевшей. А самое странное то, что в шаге от смерти я не думала о том, какое я на самом деле никудышное жалкое создание, которое вот-вот умрет, или о том как в этом мире будет не хватать моей персоны, или же кому достанется мой капитал, — а о том, что кровь с его пальцев, зажимавших рану на левом боку, капала прямо на мои белоснежные сиденья, только недавно доведенные до белизны симпатичным парнем из автосервиса. Диего, нет, Демьен, чёрт, даже не Дмитрий — просто парень из просто автосервиса, в котором я больше никогда не появлюсь по той простой причине, что мне запросто могли вышибить мозги. Могли… но не вышибли, опять же из-за моей недовольной гримасы, когда я наконец набралась смелости и повернула голову чуть вправо, чтобы увидеть кто же такой наглый посмел угрожать мне пистолетом в моей собственной машине.
И это был он — человек, из-за которого я попала в полную задницу, вернее… черт, а ведь мы это уже проходили — вопрос спорный.
И пока я считаю доносящиеся за дверью шаги, одной рукой сжимая пистолет, а другой пытаясь дотянуться до его холодных, Господи, холодных пальцев, я вспоминаю нашу маленькую историю, подошедшую к завершению в этой бетонной коробке из заброшенных складов заброшенного Детройта, который и стал нашим конечным пунктом.
Хреновое место для конца, правда? Но выбора мне не предоставляли, иначе я бы сейчас прощалась с жизнью эффектно, под громкие возгласы толпы где-нибудь в Лас-Вегасе, от удовольствия, перед этим отлично отдохнув и покурив хорошую травку. Что ж, если вторая жизнь, второй шанс, вторая вселенная существуют, то я обязательно постараюсь реабилитироваться и задать себе куда лучший сценарий, чем здесь, а пока… пока шагнем вместе, Ники. Прости-прости, Николас, я запомнила и больше не буду тебя так называть, хотя перед смертью можно.
Можно, слышишь?..
Я до последнего верила, что это розыгрыш, пранк, быть может, оплаченный моими друзьями, неудачная шутка, прикол, недоразумение, но это недоразумение было слишком серьёзным и смотрело на меня равнодушно отрешенным взглядом льдисто серых глаз, с необычно расширенными зрачками, выдающими, что боль его была вовсе неподдельной. Впрочем за те секунды, что я тупо пялилась на него, я смогла сделать ещё кое-какие выводы — например то, что он был достаточно привлекательным, болезненно бледным, но привлекательным, с упрямо поджатыми губами и хмурой складкой на лбу, появляющейся в моменты, когда боль давала о себе знать. Тёмные волосы, на удивление идеально уложенные, зафиксированные гелем, выраженные скулы и модная трехдневная щетина — всё как в самых лучших романах, где герой — очаровательный мужчина, только и жаждущий твоей любви.
