Отошли воробьиные ночи. Отгремели луговые грозы. Смётано в стога красное лето. На опустевшем балагане косарей дремлет понурый ворон.
А в старинном сибирском посёлке — праздник: налетело видимо-невидимо птах из ближних и дальних лесов. Поют, заливаются — славят погожее предзимье.
Василий Матвеевич Мишуков вышел в ограду попотчевать кедровыми орехами заявившуюся нежданно-негаданно в гости шуструю стайку синиц, и так ему захотелось напиться живой воды из Заветного ключа, что он тут же, несмотря на раннее утро, собрался и пошагал за околицу, где робко белел выпавший третьего дня снежок.
Влюблён в лес Мишуков с детства. Ещё мальчонкой мечтал стать лесоводом, украсить приволжское перестепье и окрестности родного села хвойными борами. Ни полям, ни лугам не страшны будут лютые суховеи, сжигающие всё на своём пути; сельчанам не придётся ходить за полторы версты по хворост в небольшой лесок, вечно гудящий от волчьих жалоб.
Когда началась война, отец уехал на фронт бить фашистов. Мальчонка изо всех сил помогал колхозу, возил снопы, крутил на току попеременке с матерью ручную веялку, собирал со школьной детворой оставшиеся колоски на убранных полях. Каждым зёрнышком дорожили — сдавали государству: хлеб считался не менее грозным оружием, чем знаменитые «катюши».
Поест русский солдат хлебушка, замешенного на народной беде, и нет ему равных в рукопашном бою.
Васе снились по ночам то зелёные ёжики сосенок, то ёлочки, похожие на куколок, то лисята, играющие в догоняшки… Ни одного счастливого сна досмотреть до конца так ему и не удалось.
— Василий, школу не проспи! — на самом интересном моменте строгим голосом будила мать.
Прогнали врага, отец вернулся домой, и мальчонка в честь великой Победы посадил вдоль родительского огородишки шеренгу берёзок, но саженцы не прижились.
Отец сказал сердито:
— Того и гляди, весь подрост изведёшь. Сажай в срок, и чтобы веточки в те же стороны света смотрели, что и на родном месте. Заметки делай — лоскуточки привязывай, прежде чем выкапывать…
Сколько зарниц отсверкало, сколько дождей отплакало с тех пор — не упомнить. Вася вырос и выучился на лесовода. Попал по распределению в Сибирь и навсегда связал свою судьбу с Байкалом.
Ровесники возводили ГЭС, строили города и заводы. О героях кричали газеты, снимались фильмы. А он, скромный и неприметный, возрождал земную красоту на вырубках и пепелищах, оставленных горластыми комсомольцами.
Прошли годы, и вернулись в обновлённые леса птицы и звери. Ожил пересохший в прострелянном когда-то дробью распадке Заветный ключ…
Мишуков поднялся по крутой тропе на ровнинник, перевёл дух и пошагал под ласковый шёпот деревьев по высветленному насквозь сосновому бору.
Вдруг раздался цокот, и с пенька молнией метнулся в заросли бурундучок.
— Ах ты, пострелёнок полосатый! — вздрогнул, рассмеялся старый лесовод, с любопытством высматривая озорника в паутине колючего кустарника, а тот уже опять сидит на пеньке с ягодкой шиповника в лапках, поглядывает хитро на пришельца: здс>рово, дескать, я тебя напугал. Беззащитный зверёк. Разорит в зимнюю стужу его кладовую какой-нибудь лесной разбойник, не будет ждать бурундучок голодной смерти, повесится с горя на ветке-рогульке. Таким создала его природа, и ничего тут не поделаешь.
Где-то в голубичнике переливчато и протяжно пропел рябчик:
— «Пять, пять, пять тетеревятников…»
Василий Матвеевич остановился и подтвердил шутливо тонким свистом:
— «Пять, пять, пять тетеревятников, пять!»
Рябчик тут же подлетел и бесстрашно уселся на соседнюю ольху. Кого бояться? Этот человек за всю свою жизнь ни разу охотничьего ружья в руке не держал.
Осенью рябчики разбиваются на парочки, и, любуясь на лесного петушка, Мишуков участливо спросил:
— Невесты не досталось?
И обнадёжил:
— Не волнуйся, будет и на твоей рёлке свадьба.
◊ем дальше удалялся старый лесовод от посёлка, тем глубже становился пугливый снежок: у реки он растаял, а здесь, в глухомани, сохранился, по нему можно разгадать сокровенные тайны даже самых скрытных обитателей леса.
Вот из-под корней мохнатого кедра выкатились на белый шёлк снежка и прокатились к пустотелой колодине следочки-бусинки. Их оставил гнус — мизерная мышка с горбатым рыльцем-хоботком. Насторожит охотник ловушку на соболя, гнус источит приманку, да так аккуратно, что ловушка не сработает. Бывает и хуже: попадет в неё соболь, гнус посечёт драгоценный мех.
А вот вокруг сизой лиственницы белочка напорошила чешуйки от шишек. Наелась вволю вкусных семян и спряталась в гайно — круглый домик, сплетённый из гибких веточек на высокой пихте, на нижнем сучке которой наколот сухой обабок. Белочка не тронет гриб, она запасла его для другой. Придёт сюда та, гонимая бескормицей, он и пригодится. Так уж у белок заведено — заботиться друг о друге.
Зорко вглядываясь в струйчатые потоки щедрого солнца, чутко вслушиваясь в таинственные шелесты улыбающегося ему леса, Василий Матвеевич спустился по пропахшей можжевельником покати к весёлой полянке, где под бубен собственного эха шаманит Заветный ключ и стелется по камешкам радостный свет.
Напился живой воды и умылся. Глаза вспыхнули синим пламенем, морщинки на лице исчезли. Сел на вкопанную под ещё неопавшей берёзой лавочку и задумался о своей судьбе. Лучшие годы жизни отдал он лесу, спасая земную красоту, без неё русскому человеку не выжить. Извела старого лесовода печаль: смены нет. У молодёжи на уме — топоры да спички. Мишуков засмотрелся на проворно бегущий к Байкалу ключ, вспомнились знойное приволжское перестепье, родное село, и по щеке скользнула непрошеная слеза: не украсил он отчий край хвойными борами. И прожитая в трудах и заботах жизнь показалась ему никчемной.
