— Не знаю как другие женщины, — заявила она, — но я из тех, кто хочет принадлежать мужчине полностью.
— Остерегайтесь своих слов, — предупредил я её.
— Я — свободная женщина, — сказала она. — Я могу говорить всё, что мне нравится.
Я не мог запретить ей этого. Она действительно была свободна, и, соответственно, могла говорить, всё что хотела, не спрашивая разрешения. Она стояла передо мной, смело откинув за спину свой капюшон. Она не остановилась на этом, и отстегнула свои вуали, позволив им собраться на её горле и плечах. Лёгкое движение рук, кивок головы, и её длинные, тёмные волосы рассыпались за её спиной. С красивого, мягко округлённого, с тонкими чертами лица, меня с интересом разглядывали тёмные глаза.
— Вы отстегнули свою вуаль, — заметил я.
— Да, — с вызовом ответила она.
— А Вы дерзкая, — улыбнулся я.
— Да, — надменно признала она.
Я на мгновение задумался, размышляя над этим. Конечно, было бы не трудно лишить этой женщину высокомерия.
— И почему же Вы отстегнули свою вуаль передо мной? — полюбопытствовал я.
— Возможно, потому, что Вам могло бы понравиться то, что Вы видите, — заявила она.
— Смелая женщина, — кивнул я.
Она нетерпеливо вскинула голову.
— А у Вас есть хотя бы минимальное представление о том, что могло бы означать, «принадлежать мужчине полностью»? — усмехнувшись, спросил я.
— Так Вам нравится то, что Вы видите? — уточнила.
— Сначала, ответьте на мой вопрос, — потребовал я.
— Да, — ответила она.
Интересно, правда ли это. Хотя всё может быть. В конце концов, она — гореанка.
— А теперь, — сказала она, — ответьте на мой вопрос!
— Не стоит нарываться на неприятности, если только Вы не готовы принять все последствия этого, — предупредил я.
Она вздрогнула и, опустив глаза, проговорила:
— Говорят, что это есть в каждой женщине, и я ощущаю это в себе, сколь с ужасом, столь же и с тоской и нетерпеньем.
— Интересно, правда ли это, — сказал я.
— Я не знаю, — призналась она, — но я знаю, что это есть во мне, и оно страстное, мощное и непреодолимое.
— Вы смелая, — покачал головой я.
— Свободной женщине можно быть смелой, — сказала она.
— Верно, — согласился ей с ней.
— Мне нужно это для меня самой, для того чтобы быть самой собой, — призналась она.
— Говорите яснее, — потребовал я.
Она была свободной женщиной, и я не видел никакого смысла облегчать её положение.
— Я хочу быть женщиной полностью, согласно законам природы, — попыталась объяснить моя собеседница.
Я пожал плечами.
— Моё сердце кричит, — всхлипнула она, — от потребности, быть взятой, и купленной, принадлежать и подчиняться, быть принужденной к покорности, к зависимости, к самоотверженной службе и любви!
Я, молча, смотрел на неё, ожидая продолжения.
— Я прошу Вас об этом, потому что Вы — мужчина, — выдохнула она.
— Говорите яснее, — повторил я.
— Пожалуйста, нет, — сказала женщина, замотав головой.
Я снова пожал плечами.
— У меня пол рабыни! — вызывающе заявила она.
— Пол рабыни? — переспросил я.
— Да!
— И Вы — член того пола?
— Да! — зло бросила женщина.
— Понятно, — протянул я.
— Я устала от попыток быть похожей на мужчин! — призналась она. — Эта ложь отнимает меня у меня самой! А я не хочу лгать самой себе. Я хочу исполнять своё предназначение!
— Ты знаешь, что это необратимо по Вашему желанию? — поинтересовался я.
— Я хорошо знаю об этом, — кивнула женщина.
— Рабовладельцы бывают разные, — предупредил я, — и Вы будете в полном расположении любого из них.
— Я знаю, — прошептала она. — Но Вы так и не ответили на мой вопрос. Нравлюсь ли я Вам?
— Трудно что-либо сказать о женщину, — заметил я, — одетой и скрытой таким образом.
Она испуганно уставилась на меня.
— Раздевайтесь, — велел я, собираясь оценить её.
Она подняла руки к вуали прикрывавшей её горло и плечи, и, сняв её, аккуратно положила ткань на траву. Мы стояли не более чем в сотне ярдов от ворот Тесея города Самниум, что приблизительно в двухстах пасангах к востоку и немного к югу от Брундизиума. Оба города, как выяснилось, были союзники островного убарата Кос на континенте. Женщина мягко выскользнула из своей обуви, и вздрогнула, должно быть, почувствовав прикосновение жёстких стеблей травы к своим лодыжкам. Она нерешительно смотрела на меня, её руки нащупали и теребили жёсткий высокий парчовый воротник её одежд сокрытия, с их многочисленными петельками и крючкам, державшими всю эту охранную конструкцию, на её горле, и заканчивавшийся почти под подбородком.
— Не тратьте моё время попусту, — сказал я ей.
Наконец, женщина решилась и, распахнув свои одежды, сбросила их, сначала, верхнюю, пошитую из плотной богато украшенной ткани, а затем и нижние, более лёгкие и тонкие, со своих маленьких нежных плеч. Оставшись одетой только в шёлковом похожем на комбинацию платьишке, она нетерпеливо посмотрела на меня.
— Полностью, — велел я, — догола.
И она предстала передо мной, еще более раздетой, чем многие из девушек выставленные на рабский прилавок, и ожидающие своей продажи, поскольку она не носила ни ошейника, ни цепей, ни клейма. Торговец, направлявшийся к воротам Тесея, встал, как вкопанный уставившись на неё. То же самое произошло и с парой солдат, гвардейцев Самниума. Под их пристальными, оценивающими взглядами, женщина выпрямилась. Ни один из них не поморщился, ни плюнул на землю.
