Бывший богатый особняк, где помещаются ревком и другие учреждения. Жизнь бьет ключом. Звонок телефона.
Татьяна (подошла к телефону). У аппарата! Товарища Хруща? Пятая? Сейчас. (Кричит.) Товарищ Хрущ! Вас — пятая дивизия!
Входит Хрущ.
Андрюша, пятая дивизия…
Хрущ (у аппарата). Да, да, я Хрущ. Так… Телефонограмму? Давай. (Приготовился записывать.) Что, что? Жегловский мост? Да не может… Когда? В семь часов?.. Давай, давай… (Пишет.) Есть. Да, да, есть… (Положил трубку; взволнованно, читая телефонограмму.) Есть, чтоб ему не быть. А где Мазухин? Сестрёнка, кликни-ка товарища Мазухина!
Татьяна. Товарищ Мазухин! К товарищу Хрущу!
Входит Мазухин.
Мазухин. Что случилось?
Хрущ. А вот, почитай!
Мазухин читает. Звонок телефона.
Татьяна. У аппарата! Товарища Кошкина? Сейчас. (Уходит в кабинет Кошкина.)
Мазухин (читает). Да!.. (Свистнул.)
Хрущ. Не свистать!
Мазухин. А кто свистит? Я потихоньку.
Из кабинета выбегает Вихорь.
Хрущ. Товарищ Вихорь, почитай!
Вихорь (читает и старается скрыть радость). Вот! Я так и знал!
Хрущ. Что знал?
Вихорь. А то, что этих командиров надо было не у Жегловского моста ставить, а к стенке.
Мазухин свистнул.
Хрущ. Тебе всех бы к стенке!
Вихорь. Да, всех интеллигентов!
Хрущ. Надо взрывать малые мосты.
Вихорь. Эх! Сам ты малый! Взрывать надо, только не малые… Идём к товарищу Кошкину. Жегловский мост имеет важное стратегическое значение. (Ушёл.)
Хрущ и Мазухин тоже уходят. Входит Татьяна.
Татьяна (подошла к аппарату). Через пять минут сам позвонит. (Ушла.)
Входят Панова и Швандя.
Панова. И вы, товарищ Швандя, там были?
Швандя. Необходимо был. Вот как я, так мы, красные, на берегу стояли, а как вы — обратно, французский крейсер с матросами. Всё чисто видать и слыхать. Вот выходит один из них прямо на серёдку и починает крыть…
Звонок телефона.
Починает, обратно, крыть. «Товарищи, говорит, подымайся против буржуев и охвицерьёв».
Звонок телефона.
«Буде нам, говорит, за их…»
Панова. Подойдите же к телефону.
Швандя. А?
Панова. К телефону.
Швандя (идя к телефону). «…за их, говорит…» (Берёт трубку телефона.) Ну? Ревком… «…кровь, говорит, лить…» Так что? Ну, так! Убирайся обратно, к чёрту! У меня тут без вас неуправка — голова кругом идёт, сморкнуться, обратно, некогда. У меня, может, доклад идёт. Говорю, не отрывай пустяками от ударного дела. (Вешает трубку, даёт отбой.) «…Буде проливать, говорит, за их кровь». Дале и пошёл и пошёл крыть!
Панова. По-французски?
Швандя. По-хранцузски! Чисто!
Панова. Позвольте, товарищ Швандя! Ведь вы по-французски не понимаете?
Швандя. Что ж тут не понять? Буржуи кровь пили? Пили. Это хоть кто поймёт. Вот, дале глядим — подъезжает на катере сам. Бородища — во! Волосья, как у попа… Как зыкнет!
Панова. Это кто же «сам»?
Швандя. Ну, Маркса, кто ж ещё?
Панова. Кто?
Швандя. Маркса.
Панова. Ну, уж это, товарищ Швандя, вы слишком много видели.
Швандя. А то разве мало!
Панова. Маркс давно умер.
Швандя. Умер? Это уж вы бросьте! Кто же, по-вашему, теперь мировым пролетариатом командует?
Входит Хрущ.
Хрущ. Товарищ Швандя!
Швандя. Есть.
Швандя уходит с Хрущом. Входит Грозной.
Грозной. Товарищ Панова, прошу переписать срочную бумагу.
Панова. В два счёта?
Грозной. Ясно. Почерк у меня слишком быстрый, так что собственнолично продиктую.
Панова. Ничего, я разберу. (Берёт у него бумагу, начинает перепечатывать.)
Грозной жадно смотрит на неё.
Что же вы на меня смотрите? На мне ничего не написано.
Грозной. Вы сами писаная красотка!
Панова. Ах, товарищ Грозной, вы вечно заставляете меня краснеть.
Грозной (рисуясь). Каким родом?
Панова. Словами, конечно.
Грозной. А вы меня глазами не то что в краску — может, в пот вгоняете.
Панова. Это страшно!
Грозной. Для вас я не страшный! А вот других гидров одними глазами в обморока вгоняю.
Панова. Неужели?
Грозной. Час тому обратно явился ко мне доктор: рост под потолок, бородища, очки… Так я на него только поглядел — вот так… Он — хлоп! И в дамки: побелел, затрусился…
Панова. Да! Это взгляд…
Грозной достаёт папиросу. Кожаное пальто распахнулось. Под пальто камергерские брюки, заправленные в сапоги.
Какой вы интересный в этом костюме…
Грозной.