Летом 1970 года за столом на тесной терраске дачи в Кратове собралась почти традиционная компания. Родители Вадима Осипова, его бабушка Эльза — мамина мама, бабушка Аня — папина мама, Елена Осиповна — хозяйка дачи, и он сам, отрок пятнадцати лет. «Почти традиционная», потому что бабушка Аня жила отдельно от семьи сына и редко приезжала в гости.
Елена Осиповна давно похоронила мужа, профессора-химика, кавалера ордена Ленина, баловня советской власти, похоронила дочь, съездившую с делегацией в Африку и заболевшую там экзотической болезнью, от которой у нас лечить не умели. Теперь Елена Осиповна жила на даче, а ее двадцатилетний внук в выходные наведывался на природу выпить с друзьями.
Вообще, ситуация была любопытная — Осиповы снимали дачу за совсем не маленькую по меркам зарплаты Вадимовых родителей плату и все лето кормили хозяйку, поскольку денег на еду ей не хватало. Обе пенсии — и за заслуженного мужа, и ее грошовая — откладывались для внука, и с сентября по май Елена Осиповна жила впроголодь. Зато летом — отъедалась. Самое забавное для дачников заключалось в том, что хозяйка наивно подворовывала их продукты, но не съедала сама, а сохраняла на выходные, чтобы к приезду Сашеньки обеспечить хорошую закуску.
Бабушка Эльза прекрасно готовила. Она никогда не работала, поэтому домашнее хозяйство стало для нее и привычным занятием, и средством самовыражения. Лишь повзрослев, Вадим начал осознавать, какая редкая судьба выпала ей.
Вадимов прадед, тайный советник Его Императорского Величества, был попечителем учебных заведений Балтии. Немец, потомок тевтонских рыцарей, разумеется, дворянин. Эльзу, когда ей исполнилось двадцать, отправили с компаньонкой из родной Риги на отдых в Крым. Но случилась война — шел 1914 год, — и вернуться к родителям оказалось затруднительно.
Красавица она была необыкновенная, от кавалеров приходилось отбиваться. Особенно усердствовали офицеры, приезжавшие в Крым на лечение после ранений. Семейная легенда гласила, что из-за бабушки Эльзы дважды стрелялись на дуэли.
В конце 1916 года она вышла замуж за офицера, который из ревности, возможно небезосновательной, через год повесился.
Вадим с интересом слушал истории из удивительной жизни бабушки Эльзы. Но не менее интересной ему представлялась и судьба другой бабушки — Анны.
Прадед с этой стороны — процветающий харьковский адвокат. Все его предки — 13 поколений — раввины. Легко дофантазировать, какие наставления Анна получала в детстве.
Закономерным результатом всего этого стало вступление в РКП (б) в шестнадцать лет, что произошло в том же 1916-м. Полиция схватила Аню на какой-то массовке или маевке. Отец выкупил ее, дав взятку нужному человеку. А потом выгнал из дома.
Так вот, бабушка Эльза прекрасно готовила. А отец Вадима очень любил ее подкалывать.
Надо сказать, что чувство юмора у него было получше, чем у бабушки Эльзы, а другого способа сводить счеты с любимой тещей он не признавал. Много лет спустя Вадим понял, что для отца, вынужденного жить в течение пятнадцати лет не просто рядом с тещей, но вместе с нею в одной комнате, перегороженной занавеской (вчетвером, считая сына и жену), — это был еще гуманный способ.
Разговор начал отец:
— Да, теща, хорошо вы готовите. Но украинский борщ не ваше коронное блюдо!
— Почему это? Я прекрасно знаю, как готовить украинский борщ. Я училась этому у моей украинской кухарки!
— Впервые слышу, чтобы дамы чему-то учились у своих кухарок!
— Уж точно не управлять государством, тогда бы не было революции, — решил блеснуть остроумием и самый младший участник застолья.
— Не смешно! — оборвала внука бабушка Аня. — Должна согласиться с Мишей, действительно, Эльза Георгиевна, украинский борщ — он совершенно другой.
Здесь необходимо пояснение. Бабушка Аня, родившаяся, выросшая и до 1932 года прожившая на Украине, искренне полагала себя украинкой и очень любила «спiвати украiнськi пicнi». Важно и другое обстоятельство — поскольку она с юности жила не под своей настоящей фамилией, а под партийной кличкой Искра, полученной в честь первой марксистской газеты и вписанной в паспорт в качестве фамилии, признавать принадлежность к еврейскому народу необходимости не было. Равно как и потребности — будучи правоверной большевичкой, Анна оставалась убежденной интернационалисткой, не придавая национальности друзей и врагов ни малейшего значения.
Зато Анна придавала значение партийному стажу. Рассказ о том, кого и где она встретила, звучал так:
— Была Зверева, член партии с двадцать второго, и познакомила меня с Петровым, членом партии с сорок первого. Не очень убедительно выступал Смирнов. Ну, это и понятно, у него партийный стаж всего-то пятнадцать лет. А вот Николаев уже в маразме, хотя в партии с восемнадцатого.
Анна искренне не понимала, насколько смешно это звучало даже в те — советские годы. Особенно про Николаева. Сама-то она состояла в партий на два года дольше.