Из жизни Вадима Осипова - [5]

Осипов тем временем думал о том, что все-таки можно убить двух зайцев одним выстрелом, — для учебы на вечернем, не позднее чем через год, Вадиму нужна будет справка, что он работает по специальности. А она уже — вот, пожалуйста. Это первый «заяц». И второй — дополнительная полная, стопроцентная зарплата. К тому же он сможет обучать Вадима профессии прямо сейчас.

Директор и Осипов пожали друг другу руки и, довольные, расстались.

Прошел месяц, второй, третий. Незнакомые ощущения от нового статуса — студент, взрослый, без пяти минут юрист — развеялись, точнее, притупились.

Начались будни. Утром в метро на работу, вечером в институт, — правда, не каждый день, а в понедельник, среду и пятницу, — и опять в метро, теперь домой, засыпая на перегонах между станциями.

Разговор о деньгах ни Осипов-старший, ни Вадим не забыли.

Приближалась первая сессия. Вадим, получавший зарплату 90 рублей, половину откладывал на случай экзаменационного провала. Когда он, исходя из схемы, оговоренной с отцом, пересчитал результаты школьных выпускных экзаменов на деньги, результат получился плачевный — отдать пришлось бы 70 рублей. Но там не было зачетной сессии, там невозможно было схлопотать двойку на экзамене. А в институте после первой сессии отсеивали до двадцати процентов. Вадим волновался.

Учиться ему было проще, чем другим. У большинства однокурсников, ребят, прошедших армию и поступивших в институт по демобилизационной квоте, были семьи, дети. Многие из них работали в милиции, что прибавляло и ночные дежурства, и муштру на службе. Зато преподаватели учитывали их положение. Этим, уже мужикам, ставили тройки из сочувствия. Вадим, чуть ли не единственный вчерашний школьник на курсе, не считая девочек, на снисхождение рассчитывать не мог.

Стала мешать и работа на птицекомбинате.

Поначалу Вадим брал документы домой, отец вечером что-то с ними делал, писал, правил. А утром Вадим приносил их на комбинат и отдавал машинистке. Но через какое-то время отец, разбирая очередную порцию бумаг, неожиданно позвал Вадима.

— Это ты сделаешь сам.

— Бать, ты что? — В голосе Вадима звучал неподдельный страх. — Я же ничего не умею!

— Приятно слышать, что ты это понимаешь, — удовлетворенно констатировал отец. — Но неделю назад точно такой же договор я уже правил, Найди, он был с Преображенским торгом, и перенеси правку оттуда — сюда.

— Но его перепечатали с твоей правкой. Как я отличу от первоначального текста? — почти закричал Вадим.

— Молча и с использованием мозгов. Голову включи! — очень спокойно и очень жестко закончил разговор Михаил Леонидович.

Оказалось, что все не так сложно, как думалось. Трудности подстерегали Вадима не в договоре, а в связи с ним.

Когда назавтра вечером Вадим отдавал отцу результаты первого профессионального труда, тот, просмотрев документ, усадил его рядом и стал спрашивать:

— А почему здесь я так написал?… А это здесь зачем?…

Они сидели больше часа, мама в очередной, наверное третий или четвертый, раз заглядывала в комнату и молча уходила. Такого она не видела. Обычно последние лет пять, если муж с сыном проводили за разговором больше пятнадцати минут, ей надо было вмешиваться, чтобы их разнимать. А тут… Прошло больше часа, а до драки дело не дошло.

Конечно, после третьего курса, когда Вадим начал ощущать силу в своих профессиональных мышцах, повышенные тона появились вновь. И беседы порой протекали совсем не мирно. Но это были споры двух юристов, а не отца и восстающего против родительской воли сына. Для Илоны не существовало более счастливых моментов, чем когда муж и сын разговаривали о чем-то, в чем она сама ничего не понимала, а значит — о чем-то очень умном. И одним из собеседников был ее Вадюша.

Все чаще отец, взяв в руки очередной документ, тут же возвращал его Вадиму со словами:

— Сам сделаешь, я уже подобное отписывал.

Между прочим, к третьему курсу Вадим перестал показывать отцу рутинные дела, а советовался в исключительных случаях.

Михаил Леонидович однажды поймал себя на том, что в связи с одним запутанным делом у него возникло желание не просто показать его Вадиму, мол, смотри, как интересно, но и узнать его мнение. Иногда Вадим выдавал такие оригинальные версии, что Осипов-старший, причмокивая, качал головой йз стороны в сторону.

Пока же Вадима ждала первая сессия.

«Студент бывает весел от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год!» Мысль о будущем веселье Вадима не грела. Задача стояла конкретная — осилить восемь зачетов и четыре экзамена. Максимально — 64 рубля в плюс. Минимально… Лучше не считать.

Такого родители не видели — сын вечерами сидел за письменным столом до двух-трех часов ночи. Кофе в доме заканчивался раза в три быстрее обычного.

Михаил Леонидович как-то сказал Илоне в шутку:

— Надо было брать с пищекомбината натурой.

Но жена юмора не оценила и прочла мужу лекцию о том, что даже острить на тему воровства неинтеллигентно.

— А сказать сыну, что часть зарплаты можно было бы вкладывать в семейный бюджет, — тоже неинтеллигентно? — вскипел отец.

Это оказалось ошибкой. Без малого час Илона разъясняла мужу, что поскольку мальчик почти всю зарплату тратит на покупку книг по любимой им истории государства и права и лишь малую толику — на цветы для своих немногочисленных девушек, отбирать у него деньги — значит препятствовать интеллектуальному развитию, превращать в мещанина, которого ничто, кроме кормежки и плотских удовольствий, не интересует; это, в конце концов, свидетельство потребительского отношения к детям, столь характерного для малообразованных людей, видящих в отпрысках только кормильцев на старости лет.