– Если хочешь узнать всю правду, скажи хоть, что ты уже обо мне знаешь или думаешь, что знаешь. Например, когда именно ты поняла, что я участвовал в Сопротивлении?
– Честно говоря, не помню. Не ведаю, кто и когда мне сказал, что ты умеешь подделывать документы. Останься мы в Алжире навсегда, я бы понятия не имела о твоем участии во Второй мировой. Там все называли тебя моджахедом – воином, вот я бы и думала, что мой папа – просто смелый доблестный человек.
– Зато потом, во Франции, все прояснилось.
– Не все и не сразу. Ты нам вообще ничего не рассказывал. В детстве я думала, что ты воспитатель, помогаешь беспризорникам, трудным подросткам, юным правонарушителям вернуться в общество, найти работу. Учишь их фотографировать. Постепенно, прислушиваясь к разговорам взрослых, я начала догадываться кое о чем по отдельным репликам, обмолвкам. Ясной картины из отрывочных сведений не получалось. Меня навел на ум ряд событий во внешнем мире. Помнишь ту статью в ультраправой газете «Минют»?
– Ну еще бы! Сохранил на добрую память. Вот, погляди!
– «Бывший фальсификатор прикидывается святошей. Участник сети Жансона, пособник врагов Франции, членов Фронта национального освобождения в Алжире, теперь заботится о социальной адаптации криминализированной молодежи африканского происхождения, приобщает к закону и нравственности юных преступников…» Тьфу!
– Прочитав эту статью, многие мои подопечные донимали меня плоскими остротами типа: «Подгони-ка ксиву моему братану!», «Пару лимонов не напечатаешь?»
– А много лет спустя, когда ты хлопотал, чтобы нам дали французское гражданство, и собирал документы, я просматривала твои письма. Одно меня особенно заинтересовало. Сообщение о том, что тебя награждают за службу в разведке и контрразведке французской армии в 1945 году. Тогда я подумала: «Вот это да! Мой папа – шпион, тайный агент!» Чего я только не наслушалась о тебе! Одни называли тебя героем, борцом за правое дело, разведчиком, моджахедом. Другие – предателем, преступником, фальшивомонетчиком, фальсификатором…
– Ну а ты меня кем считала? Что думала?
– Думала, что однажды во всем разберусь, внесу ясность раз и навсегда. Вот перечень тех, кого я хотела бы расспросить о тебе, прочти!
– Дай-ка взгляну… Надо же, какой длинный! Нелегко тебе придется, дочка. Из них в живых-то почти никого не осталось…
Когда мы вычеркнули всех, с кем поговорить уже не удастся, список сократился на добрую половину. «Вдвое меньше возни, немалое облегчение для тебя!» – пошутил отец. Он всегда говорил шутливым тоном о тяжелом, болезненном, трудном.
О смерти. О прошлом. Да, вот причины, вынудившие меня написать книгу как можно скорей. Пока еще не поздно. Пока он не ушел от нас и не унес с собой неразгаданные тайны, историю своей жизни. Не то мои вопросы остались бы без ответов.
Я работала над книгой два года, провела настоящее расследование, опросила два десятка людей. И наконец-то узнала истинного Адольфо Камински, а не просто «папу». Мне пришлось исписать массу блокнотов в попытках расшифровать секретные послания, прочесть между строк, восстановить то, о чем он умалчивал, рассказывая мне спокойно, без пафоса разные случаи из своей жизни. Другие свидетельства мне тоже пригодились, без них я бы не поняла, насколько опасна работа в подполье, каково приходится фальсификатору, которого с ненавистью отвергает общество, преследуют власти, хотя он верен своим политическим убеждениям и всеми силами старается утвердить в мире справедливость и свободу.
Январь 1944 года в Париже. Подбежал к метро «Сен-Жермен-де-Пре», опрометью скатился вниз, вскочил в ближайший поезд. Мне нужно на восток, до «Пер-Лашез»! Сел на откидное сидение, подальше от других пассажиров. Чемоданчик с драгоценным грузом прижимал к груди. Отсчитывал станции. Так. Три уже миновал благополучно. На «Репюблик» в соседнем вагоне раздались громкие голоса, какой-то шум. Сигнал к отправлению давно уже прозвучал, но двери открыты. Пассажиры умолкли, заслышав отчетливый, резкий стук сапог. Ни с чем не спутаешь, я узнал их мгновенно. Резкая боль обожгла мне легкие в тот момент, когда милицейский патруль[1] с красными повязками на рукавах, в плоских баскских беретах, сдвинутых набок, так что видны обритые наголо затылки, вломился в наш вагон. Дали отмашку машинисту, двери закрылись.
– Общая проверка документов! Досмотр багажа!
Не обернулся, не посмотрел на них. Ждал своей очереди, притулившись в конце вагона. Мне казалось, я давно привык к всевозможным обыскам и проверкам. Напрасно. Теперь мне страшно по-настоящему.
Главное, сохраняй спокойствие, не показывай им, что напуган. Ты не выдашь себя, не погубишь, не поддашься панике, не сегодня, не сейчас. Не смей отбивать ногой безумный ритм беззвучного марша! Никаких капель пота на лбу! Кровь, не стучи в висках. Сердце, перестань бешено колотиться. Дышим глубоко. Загоним страх внутрь. Изобразим безмятежность. Мужайся! Все хорошо. У тебя важное задание, и ты с ним справишься. Нет ничего невозможного.
