Адольфо Камински, фальсификатор - [4]

Наша подпольная лаборатория, как ни странно, действительно возникла благодаря Всеобщему союзу евреев Франции, официальному учреждению, созданному правительством Виши на средства, изъятые у еврейских организаций, принудительно упраздненных. Союз в первую очередь опекал несовершеннолетних, помещал их в детские дома, оплачивал обучение и вполне сносное питание, так что многие считали это начинание благородной и честной попыткой помочь евреям. На самом же деле французское правительство нашло идеальный способ опередить других союзников Германии и наладить бесперебойную депортацию, прикрываясь благотворительностью. Союз выдавал еврейским семьям, лишенным права на труд, прожиточный минимум. Селил в особых пансионах тех, кто лишился жилья. Вскоре они оказывались в полной зависимости от своих «благодетелей». Их ставили на учет и сразу отправляли в лагеря. Некоторые из руководства Союза, внезапно осознав, что помимо воли участвуют в злодеяниях, решили создать собственную подпольную сеть; ее деятельность они финансировали из фондов Союза. Вербовали добровольцев, преимущественно из числа еврейских скаутов, молодых людей, отважных, энергичных, мечтающих вступить в Сопротивление. Эти юноши и девушки образовали костяк нашей организации. У «Шестерки» было то преимущество, что ее агенты, внедренные в Союз и полицию, имели доступ к спискам евреев, размещенных по приютам или живущих у себя в квартирах, которых собирались арестовать и выслать.

В лабораторию «Шестерки» меня направили последним из пяти сотрудников, но именно я коренным образом изменил весь технологический процесс от начала и до конца. Когда Кувшинка показала мне, как стирает с удостоверения штамп «еврей» с помощью гигроскопической ваты, пропитанной в обычном пятновыводителе или в кипящей жавелевой воде, а потом Сюзи цветным карандашом закрашивает фон, я чуть в обморок не упал! Этот способ мог привести к самым плачевным последствиям. При контакте с человеческой кожей, от пота штамп снова проступит, став желтым. Это я им сразу объяснил. А если не нейтрализовать пятновыводитель щелочью, он разъест картон, который станет рыхлым, как промокашка, на месте исправления. Всё, удостоверение безнадежно испорчено. На глазах у изумленной публики я продемонстрировал действие реактивов моего собственного изобретения. Затем подробно рассказал, что и как им предстоит делать впредь. С моей точки зрения, ничего сложного. Эти технологические тонкости я усвоил, когда работал красильщиком под руководством настоящего химика. Благодаря ему я научился окрашивать ткань так, чтобы, например, цвет поменял только хлопок, а шерстяные нити остались прежними или наоборот. Помогло и знакомство со свойствами молочной кислоты на маслобойне. Да, экспериментами я увлекся рано, в четырнадцать лет. Мне непременно хотелось удалить «несмываемые» пятна чернил. За годы всевозможных опытов по-настоящему стойких пятен я так и не обнаружил: все они исчезали при определенных условиях.

Их неподдельное восхищение меня позабавило. Сюзи называла меня волшебником. Кувшинка через некоторое время решила помогать детям: раз появился настоящий химик, она здесь больше не нужна.

Лиха беда начало. Нуждающихся в поддельных документах становилось все больше, а изготавливать их было все сложней и опасней. «Шестерка» к моменту моего появления уже тесно сотрудничала с другими запрещенными организациями: Движением сионистской молодежи, Еврейской армией, с Домом на улице Амело и с Обществом помощи детям[6]. Позднее мы стали работать и на Национальное освободительное движение (НОД), получавшее приказы из Лондона. В него влились «Комба», «Либерасьон Нор». А также на коммунистов – «Вольных стрелков» и Профсоюз рабочих-иммигрантов[7]. Сопротивление объединяло и направляло людей различных убеждений. Каждый из них в меру своих возможностей боролся с депортацией и властью нацистов. Разветвленная структура позволяла добывать важнейшие сведения и обмениваться ими. Небольшие группы повстанцев, прежде разрозненные, постепенно срослись в целостный организм с единым центром управления, сохранив при этом независимость и мобильность. Вскоре наша лаборатория стала наиболее оснащенной и эффективной из всех существовавших во Франции. К тому же только нам удалось поставить дело на поток, поскольку я довольно быстро сообразил, как изготавливать абсолютно новые чистые документы, а не вносить исправления в старые. Совершенно «подлинные», будто напечатанные в «Эмпремри насьональ»[8]. Я собственноручно вырезал печати префектуры и мэрии, делал «корочки».

Следует уточнить, что впоследствии я заведовал не одной, а двумя лабораториями. Агент НОД Морис Кашу, ответственный за производство поддельных удостоверений, прознав о моих подвигах, связался со мной лично, чтобы выяснить, занимаюсь ли я фотогравюрой. В то время я уже переселился из Дворца молодежи в пансион на улице Жакоб, поближе к нашему убежищу молодых художников из «Шестерки», чтобы не тратить время на дорогу и не рисковать попасться при облаве в лапы полиции. В пансионе я назвался фотографом-любителем, и местная кухарка, с нежностью опекавшая меня, разрешила проявлять и печатать фотографии в пустой кладовой, расположенной над моей комнатой. Наивная дама полагала, что я запечатлеваю портреты и пейзажи, тогда как на самом деле я устроил лабораторию по изготовлению фальшивых документов для НОД.