Адольфо Камински, фальсификатор - [5]
Еще одна мансарда, так называемая комната для прислуги, – правда, на этот раз абсолютно секретная. В ней я работал один и никогда никому не открывал ее местонахождения. Благодаря технике фотогравюры стало возможным воспроизводить водяные знаки, печати и государственные бланки в неограниченном количестве. Поток «чистых документов» с улицы Жакоб наводнил Францию. Как говорится, голь на выдумки хитра. Хотя я сам все смастерил из подручных материалов, мои приспособления не уступали профессиональному оборудованию настоящих фотогравировальных мастерских. Я в буквальном смысле изобрел велосипед: с помощью велосипедного колеса соорудил центрифугу, чтобы равномерно наносить светочувствительный слой на металлические пластины. Курительная трубка служила мне верой и правдой для полировки бумаги, шершавой после взаимодействия с кислотами. Только для этого и сгодилась, ведь я никогда не курил. Из собирательных и рассеивающих линз очков и полупрозрачного зеркальца я собрал аппарат, действие которого описал еще Леонардо да Винчи. Камера обскура проецировала четкое изображение печати, знака, рисунка на любую поверхность, и я мог скопировать его от руки с высокой точностью. Кустарные устройства, но до чего полезные! Все приходилось придумывать и усовершенствовать на ходу, так что я ночи напролет проводил в своей лаборатории не смыкая глаз.
Утром я бежал с «новенькими» документами в лабораторию «Шестерки», чтобы вписать в них имена и оформить окончательно. Хорошо хоть на своих двоих, не на метро.
Мы безотказно помогали всем, кто нуждался в помощи, так что на нас обрушилась лавина заказов. Их число неуклонно росло. Из Парижа, Лондона, из Южной зоны, от Всеобщего союза евреев Франции. Мы трудились с немыслимой быстротой, выпуская по пятьсот удостоверений в неделю.
Обыкновенно мы с Выдрой обходили все адреса по спискам, стараясь никого не забыть, ничего не упустить. Причем оба выглядели невинными младенцами. Нас спасал безобидный вид. Мелкий рыжий веселый мальчишка с круглым детским личиком, покрытым веснушками, ловкий, проворный и неприметный, Выдра зачастую выполнял задания еврейских организаций. Я же имел дело с коммунистами и НОД. Изредка, при необходимости, мы подменяли друг друга. Назначали встречи в самых людных местах, предпочитали связных-девушек, изображали свидания в целях конспирации. Я всегда приходил заранее и ждал на виду у всех с розою в руке. Дарил цветок, брал «невесту» под ручку и неспешно прогуливался с ней, старательно обмениваясь влюбленными взглядами, лишь бы не вызвать подозрений. При расставании каждый накрепко запоминал полученные инструкции.
Как-то раз вместо очередной мнимой пассии со мною встретился лично Марк Амон по прозвищу Пингвин, тоже бывший скаут, некогда завербовавший меня в Сопротивление.
Я сразу понял: если Пингвин явился сам, не дожидаясь, пока освободится кто-нибудь из связных, – дело не терпит отлагательств. Он ждал меня на скамейке в саду Тюильри, измученный, обеспокоенный.
– С нашей последней встречи вы похудели и осунулись, – заметил я ему.
– На себя посмотри, – ответил Пингвин со смехом.
И сразу посерьезнел.
– Вчера «Радио Лондон»[9] передавало отличные новости. Немецкая армия отступает по всем фронтам, Северная Африка перешла на нашу сторону. Беда в том, что нацисты решили ускорить процесс уничтожения евреев на всех оккупированных территориях. Готовится масштабная облава. Через три дня опустошат одновременно десять детских домов в окрестностях Парижа. Вот списки, держи. Подготовьте каждому полный комплект: продовольственные карточки, свидетельства о рождении, о крещении, удостоверения личности для сопровождающих взрослых, пропуска и групповые разрешения на проезд.
– Сколько их?
– Детей? Более трехсот.
Триста детей! То есть по меньшей мере девятьсот различных документов, даже тысяча, всего за три дня… Нет, это не в силах человеческих! Обычно мне поступало по тридцать-пятьдесят заявок в день, иногда побольше. Порой я совершал невозможное, но теперь впал в панику. Попрощавшись с Пингвином, я впервые по-настоящему испугался, что не справлюсь… До сих пор мне всякий раз удавалось выудить из своей копилки разнообразных странных познаний и умений какое-нибудь невероятное фантастическое решение для очередных технических сложностей. Защита постоянно улучшалась, поэтому требовалось особое хитроумие, чтобы при минимальных средствах подделать то, что не поддавалось подделке в принципе. Но сейчас основная трудность заключалась не в качестве, а в количестве: я понимал, что работаю на пределе своих возможностей и не могу вмиг повысить производительность. В сутках всего двадцать четыре часа, удвоить их нельзя. И растянуть каждый час, к сожалению, тоже. Так, некогда рассуждать. Бегом на улицу Жакоб! Нужно много бумаги, плотной, тонкой, зернистой, гладкой, для разных нужд и задач. Скорей! Не медли! Пошел обратный отсчет. Начался бег с препятствиями. Наперегонки со временем. Наперегонки со смертью.
После встречи с Пингвином, захватив у себя в кладовой столько всего, что чемоданчик буквально лопался, я в мыле примчался в лабораторию «Шестерки». Мои верные Выдра, Сюзи и Эрта как всегда на посту. А вот Кувшинку я и не думал застать. В последнее время у нее были другие заботы, и она редко нас навещала. Друзья выглядели подавленными и напуганными не меньше моего. Они уже знали, что предстоит спасти триста детей. Вот почему Кувшинка поспешила нам на выручку. Беда в том, что одновременно Профсоюз рабочих-иммигрантов передал через Выдру заказ на документы для венгерского отделения… Все смотрели на меня с ожиданием. В глазах читался немой вопрос: «Справится ли лаборатория с такой нагрузкой? Смерть бросила нам вызов, способны ли мы победить ее?»
Повесть Ярослава Глущенкова, опубликованная в литературном журнале Вещь, Пермь, 2.10.14.http://www.senator-perm.ru/wp-content/uploads/vesh/Vesch_10.pdf.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.