Звезды зреют на яблонях - [37]

По маленькой лесенке можно спуститься в подвал. Даже сквозь закрытые двери оттуда доносится аромат яблок, нежный, чуть щекочущий ноздри запах абрикосов, — в подвале фрукты испытываются на «лежкость».

Из библиотеки можно пройти к витринам, где сквозь целлофан конвертов просвечивают сушеные абрикосы, прозрачные, напоминающие мармелад. Миндаль поражает разнообразием формы и величиной, у некоторых сортов плоды не меньше грецкого ореха, у других — совсем мелкие, с хрупкой корочкой. От неосторожного прикосновения корочка раздваивается, и на ладонь выпадает овальное маслянистое ядро. Скорлупа этого миндаля не толще, чем у куриного яйца. Здесь можно увидеть орехи с плотной кожурой, как бы прошитой шпагатом, и другие, в которых шов, соединяющий две половинки, не толще нитки, — в них 77 процентов жира. Глаз нельзя отвести от изюма, то мелкого, прозрачного, рубиновой окраски, то темного, как слива, и не меньшей величины. Витрина демонстрирует результаты опытной сушки плодов.

…Ольга Фоминична Мизгирева сидела за большим письменным столом. Это была женщина средних лет, с темными, уже седеющими волосами, свернутыми на затылке в тугой узел. Лицо ее, серьезное, даже строгое, выражало доброту. Темный высокогорный загар, обветренность не лишали это лицо женственности, оно обладало той особой привлекательностью, которая бывает только у серьезных и хороших людей.

За открытым окном кабинета раскачивались белые колокольчики юкков, они заглядывали в комнату и шевелились над столом, в окно влетал ветер и приносил медовый запах испанского дрока.

Мы познакомились.

— Знаете что, поселяйтесь у меня, дочки еще не приехали. Места много, — неожиданно сказала Мизгирева, взглядывая на меня и, должно быть, заметив стоящий рядом со мной чемоданчик и дорожную пыль, покрывавшую лицо.

И вот моя жизнь оказалась связанной с этим садом.

Я просыпалась с солнцем, когда грузовик развозил рабочих по ущельям на новые участки станции. Я отправлялась спать только после того, как заканчивался наряд и все задания на завтрашний день были распределены. Я присутствовала на уроках туркменского языка, которые проводил по вечерам виноградарь, местный житель и знаток Туркмении. Вместе с молодыми плодоводами я надевала марлевые изоляторы на плоды гибридной яблоньки, впервые начавшей плодоносить, и вместе со студентами расставляла ловушки для насекомых. Я побывала во всех лабораториях, прошла по всем закоулкам сада, перелистала все отчеты с 1934 года и кончая нынешним…

— Значит, решили, — говорил заведующий отделом виноградарства. — Мне завтра поливать виноградник и опрыскивать кусты химикалиями, вам, — он обращается к золотоволосой голубоглазой девушке, младшему научному сотруднику станции, — надлежит проследить за обмолотом хозяйственного ячменя. А вы, Наталья Ильинична? Как в Игдеджик-дере? Не пора ли поливать?

И вот вместе с Натальей Ильиничной Зактрегер мы отправляемся в Игдеджик-дере на полив маслины. Девушки-поливальщицы, вооруженные ведрами, усаживаются на грузовик. Мы едем под бренчание ведер. Когда оно сопровождается девичьим смехом, этот звук даже приятен слуху. До ущелья семь километров. Грузовик вползает на крутой подъем. Дальше пешеходная тропа. Внизу, между двумя желтыми холмами, лежит ущелье Игдеджик-Лоховое.

Какова роль этого ущелья в научной работе Кара-Калинской станции?

Сейчас в Игдеджик-дере высажены сто тысяч кустов винограда. Это посадочный материал. Шесть тысяч маслин. Часть из них будет выращиваться без полива. Здесь посажены персики, вишни, абрикосы. Через несколько лет это ущелье превратится в сад. Тут можно освоить около ста гектаров. Фруктовый сад на ста гектарах — это огромный массив. И если действительно Кара-Калинский район займется выращиванием саженцев для земель будущего освоения, участок в Игдеджик-дере сыграет в этом немалую роль.

От этого экономического экскурса красота Игдеджик-дере, которая как раз в этот момент открылась нашим глазам, приобретает новое значение.

…Отсюда видно почти все ущелье. Оно топорщится зеленым ежиком — это молодые деревца. Они рассажены ровными рядами. Кажется, по ущелью марширует веселая зеленая армия. В руках Натальи Ильиничны записная книжка и линейка.

— Прежде всего нужно посмотреть, как они прибавляют в росте, — говорит Наталья Ильинична.

Шелковица, под которой мы сидим, должно быть, очень старое дерево. Его ствол у земли треснул, раздвоился, образовал грот, где стоят чайник и кружка. Их оставляют здесь местные жители. Это обычай. Вода недалеко. Из горы бьет родник. Еще недавно его считали священным. Сейчас он служит для полива опытного участка. У этого родника вода светлая, того удивительного вкуса, какой бывает только у горных источников. Под шелковицей прохладно, и не хочется выходить из ее широкой тени.

Но Наталья Ильинична торопится. Эта маленькая женщина, перенесшая ленинградскую блокаду, дистрофию, с больным сердцем, так спешит к своей маслине, что за ней не поспеть.

Но где же маслина?! Вот персик. Он мне по пояс. Его юная золотистая зелень, кажется, только что спрыснута дождем, каждый листочек просвечивает золотом. А маслина?.. Нужен опытный глаз, чтобы различить серебристо-зеленые деревца на фоне такой же сероватой низкорослой растительности ущелья.