Звезды зреют на яблонях - [34]

Я рассматриваю обложку. Рисунок занимает восьмую ее часть. Он не больше спичечного коробка. Фигуры людей кое-где смазаны, должно быть, краска затекла при печати.

Арев берет лупу. В этом рисунке нет ничего необычного, он даже шаблонен. Но в нем такой горячий патриотизм, что не заметить этот рисунок нельзя.

О скольких страшных тюрьмах мы уже с Арев слышали, о скольких пустынных, необитаемых островах, которые стали местами ссылки. Есть люди, еще и сегодня томящиеся в заключении. Это лучшие люди Греции!

Как оживают сообщения ТАСС

С Луизой Папатанасиу я познакомилась в Ереване. Мне сказали, что она недавно приехала из Греции и может рассказать много интересного.

Луиза пришла ко мне.

Беседа не клеилась. Луиза молчала. Это не следует понимать буквально. Она отвечала на мои вопросы, но так неинтересно и односложно, что можно было бы не отвечать вовсе. Коренастая, пышущая здоровьем, с белыми зубами, которые казались сплошной фарфоровой пластинкой, такие они были ровные, она сидела передо мной, то ли скучая, то ли попросту ленясь говорить.

Я разглядывала Луизу. Ее лоб мне казался бронзовой табличкой, и на этой табличке ничего написано не было, ни одной мысли, только замкнутость.

— Луиза, вы здесь с семьей?

— Да. Отец, мать, сестра и маленькая дочка.

За этим следовала долгая пауза.

— Как сейчас живут в Греции?

— Плохо. Молчание.

— Скажите, населению Афин очень мешают хитосы?

— Да.

Я применяла все способы репортерского искусства — беседа не развязывалась.

В этот день в «Правде» было напечатано очередное сообщение ТАСС о событиях в Греции. Это была небольшая заметка на четвертой полосе, в которой говорилось, что греческое правительство решило расстрелять четыреста бойцов национального Сопротивления, осужденных в 1945 году за участие в борьбе с немецкими оккупантами. Я никак не могла отделаться от того гнетущего впечатления, которое произвело на меня это сообщение. Я попросила перевести его Луизе. Я не могла предвидеть того, что произойдет… Это был взрыв горя, долго сдерживаемого. Слезы щедро катились по смуглым щекам Луизы. Ее губы горестно сжались. Широкие плечи вздрагивали.

— Среди этих четырехсот, быть может, мой муж, он коммунист, — сказала Луиза. — Среди них могут быть мой брат, друзья, все, с кем была связана моя жизнь. Сейчас в Греции у каждого в тюрьме или ссылке есть близкие.

Румяная смуглая Луиза была безутешна. Газета с сообщением ТАСС лежала на столе, смоченная слезами.

С этого дня мы с Луизой подружились. Она стала часто заходить ко мне, мы даже научились понимать друг друга. Она приносила журналы, подпольно издаваемые в Афинах, показывала фотографии.

Однажды Луиза принесла брошюру с описанием тюрьмы Акронавплии, где десять лет, еще до женитьбы, сидел ее муж. Эта тюрьма была построена в 1936 году, при диктатуре Метаксаса. Туда заключали только коммунистов.

— Это крепость на скале, — объяснила Луиза, — туда ведут девятьсот девяносто девять ступенек. — 999 она написала цифрой, иначе я бы не поняла.

Как-то Луиза пришла ко мне с матерью. Это была красивая старуха. Ее седые волосы были убраны в затейливую прическу. Я поняла, что наша дружба теперь окончательно укрепилась. У меня была мать Луизы — это значило, что мы знакомы домами.

Луиза мне рассказывала о том, как у них в доме был обыск. Вошли трое англичан и трое греческих солдат королевской армии. Они спрашивали у старухи, где дочь. Луиза была комсомолкой. Старуха не отвечала. Ее повели в полицию. По дороге били. Младшая сестра Луизы — теперь она тоже в Ереване и учится в школе — бежала за солдатами, крича:

— Вы немцы, вы немцы! Я вас знаю, вы только переоделись в англичан.

И вот Луиза пришла ко мне в последний раз.

Наша беседа течет непринужденно. Это сделали месяц дружбы и Арев, которая своей простосердечностью завоевала Луизу. Луиза рассказывает о муже.

— Я познакомилась с ним, когда он бежал из тюрьмы. Он десять лет просидел в тюрьме Акронавплия и бежал. Он должен был скрываться. Ему посоветовали нашу квартиру. Мы жили тогда в Коккинье. Сначала мы думали, что он пришел на несколько дней, но партия поручила ему работу в Афинах, а коммунисту безопаснее всего жить в Коккинье. Он остался. Я стала работать по его заданиям. Потом вышла за него замуж. Потом у меня родилась дочка.

Луиза рассказывает, как по заданию мужа она расклеивала в городе молодежную газету — орган единой всегреческой организации «Эпон». Однажды пуля полицейского пробила газету над головой Луизы.

Луиза все рассказывает в лицах. Это живой и выразительный рассказ. Кажется, все, что происходило, видишь своими глазами.

…Вот так она приклеивала газету к стене! Лицо Луизы становится испуганным. Она прислушивается.

— Идут! Хитосы! — Это слово Луиза произносит с ударением на последнем слоге, как говорят в Греции. Луиза быстро оглядывается. Она слышит шаги.

Они идут сюда! Теперь нужно бежать! Не хочется, чтобы газета упала со стены. Ее нужно приклеить хорошенько. Только бы сделать это скорее!

Луиза быстрым движением, обеими руками разглаживает что-то невидимое над диваном. Я понимаю: это молодежная газета. Осталось взобраться на каменный забор, спрыгнуть по ту сторону, там чей-то сад — и Луиза спасена…