Звездная девочка - [14]
Подражая карикатурной инквизиции, мы называли отвечающего «жертвой». Почему вообще кто-то хотел быть жертвой? Такова притягательная сила телевидения. Шанс признаться в чем-то или солгать перед камерой и перед ровесниками, а не перед родителями. Но я сомневался в том, что Старгерл согласилась сниматься по этой обычной причине.
Мы использовали всего три камеры: одну для сцены, одну для жюри – и еще Чико. «Чико» мы называли камеру для крупных планов. Как рассказывал мистер Робино, наш руководитель, однажды снимать на эту камеру вызвался некий парень по имени Чико. Мистер Робино разрешил ему попробовать, но парень был таким дохляком, что едва не падал под весом камеры. Тогда эта работа досталась кому-то другому, а Чико отправился в качалку. К следующему году он нарастил мышцы и перестал чувствовать, что камера что-то весит. Он получил работу и стал блестящим оператором. Он-то и дал этой камере свое имя. «Мы одно целое», – говорил он. Когда он закончил школу, у нее осталось это имя, и с тех пор камера для ближнего плана и ее оператор вместе именовались «Чико».
К одежде ведущего и жертвы прицепляли по маленькому микрофону размером с наперсток; члены жюри передавали друг другу ручной микрофон. Напротив сцены, за стеклом, располагалась контрольная комната со звукоизоляцией от остальной студии. Там-то я и работал в наушниках, следя за мониторами и переключаясь с одной камеры на другую. Я стоял за плечом технического директора, или ТД. Он сидел за пультом с многочисленными кнопками и нажимал их по моему знаку. Еще в контрольной комнате были ассистенты по видео и звуку. Мистер Робино также сидел здесь как наш руководитель факультатива, но обычно со всем справлялись ученики.
Задача Кевина заключалась в том, чтобы начать передачу: представить жертву, задать несколько вопросов, разогреть ее, пока не включатся члены жюри. Обычно они схватывали все на лету. Типичными вопросами были: «Тебя не волнует, что ты такой коротышка?», «Правда ли тебе нравится такой-то?», «Хотела бы ты выглядеть привлекательно?», «Как часто ты принимаешь душ?».
Все это почти всегда только добавляло веселья. Через полчаса мы включали титры и музыку; все находились в приподнятом настроении – жертва, члены жюри, команда студии – и все снова становились учениками.
Мы снимали шоу после школы и этим же вечером, в прайм-тайм, передавали в эфир местного кабельного. Примерно на десять тысяч домов. По нашему собственному исследованию, любой выпуск шоу смотрели по меньшей мере пятьдесят процентов учеников. Получалось, что мы обходили большинство самых популярных ситкомов. Ну а для шоу со Старгерл мы ожидали не менее девяноста процентов.
Но у меня была одна тайна: я не хотел, чтобы его вообще кто-то смотрел.
В течение месяца до запланированного шоу популярность Старгерл резко упала. Прекратилась игра на укулеле в столовой. Все больше учеников считали, что ее поведение в роли чирлидерши вредит баскетбольной команде и ее счету. Я боялся, что негодующее гудение может перекинуться из спортивного зала в студию. Боялся, что наше шоу окажется провальным.
Когда Старгерл пришла к нам после занятий, Кевин провел с ней обычный инструктаж, пока мы с мистером Робино проверяли оборудование. Проходя на сцену, члены жюри не приплясывали и не гримасничали, как обычно, а шли прямо к своим стульям. Старгерл единственная отбила чечетку. И показала, как крыса Корица лизнула ее нос. Кевин рассмеялся, но лица членов жюри оставались хмурыми. Среди них была Хиллари Кимбл. Нехорошее предчувствие у меня усилилось.
Я удалился в контрольную комнату и закрыл дверь. Проверил связь с камерами. Все было готово. Кевин со Старгерл сели на свои стулья. Я бросил последний взгляд на стекло, отделявшее контрольную комнату от студии. В следующие полчаса я буду следить за происходящим через экраны мониторов.
– Ну что, поехали, – сказал я и выключил микрофон студии, оглядывая своих коллег. – Готовы?
Все кивнули.
Старгерл при этом приподняла лапку Корицы и помахала ею в направлении контрольной комнаты, сказав писклявым голосом:
– Привет, Лео!
Я застыл на месте. Я не знал, что она знает мое имя. Некоторое время я стоял как истукан, но наконец помахал пальцем крысе и пробормотал: «Привет, Корица!», хотя они не могли слышать мой голос с той стороны стекла.
Глубоко вздохнув, я сказал:
– Ну что, подготовить музыку, подготовить вступление.
Помолчав, я продолжил:
– Музыка, вступление.
Это был тот самый момент, ради которого я жил. Запуск шоу. Я был режиссером, маэстро, я заказывал музыку и диктовал свои условия. На мониторах перед собой я наблюдал, как разворачивается действие под моим руководством. Но в этот день волнующее возбуждение меня не посетило. Я ощущал только, как по проводам течет гнетущая темнота.
– Приветствуем вас на… Будет жарко!
Кевин привычно проводил вступление. Ему нравилось играть на камеру. Это шоу идеально подходило ему: показывало в выгодном свете его самодовольную ухмылку и приподнятую бровь, словно значащую: «Ты правда это сказал?»
Он повернулся к Старгерл. Потом, сымпровизировав, протянул руку и погладил по носу сидевшую на плече Старгерл Корицу.
В тот день, когда в обычной старшей школе появилась Старгерл, жизнь шестнадцатилетнего Лео изменилась навсегда. Он уже не мог не думать об этой удивительной девушке. Она носила причудливые наряды, играла на гавайской гитаре, смеялась, когда никто не шутил, танцевала без музыки и повсюду таскала с собой ручную крысу. Старгерл считали странной, ею восхищались, ее ненавидели. Но, неожиданно ворвавшись в жизнь Лео, она так же внезапно исчезла. Сможет ли Лео когда-нибудь встретить ее и узнать, почему она пропала? Возможно, лучше услышать об этой истории от самой Старгерл?
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.