Звезда и крест генерала Рохлина - [5]

— Товарищ генерал, вы же всегда учили, что любая операция должна быть спланирована и обеспечена организационно и материально. Известно — десантники народ безденежный. Но Афганистан кое-чему научил. «Горючка» лишней никогда не бывает.

— Двоих я беру с собой на кухню, — сказал Рохлин. — А ты, Геннадий Иванович, достань клеенку. Варь, помоги расстелить, а то он ее вместо морского флага на абажур повесит. Отметим окончание Академии и назначение на новую должность.

— Лев Яковлевич, я слышал, как вы после Афганистана на иранской границе «челноков» ловили, — неожиданно вспомнил Савельев. — Те, вроде бы как на плотах и моторках, а вы, говорят, им навстречу приказали выкатить танки.

— А что? И помогло, — ответил Рохлин. — Мне даже предлагали пойти служить в пограничные войска. Но не мое это дело. Пограничником надо родиться. Я — армейский человек, таким и помру. Да что обо мне! Вы лучше о себе расскажите.

— А что рассказывать? — вздохнул Савельев. — Сами все видели. Я ведь когда-то в музыкальной школе учился. Потом — училище, там тоже в оркестре играл. Позже попал в Афган. И там играл, даже дирижером был. Но и в операциях участвовал. Вы же, товарищ генерал, знаете, такое там, — он хлопнул по своему ордену, — почем зря не давали. А позже что было? Под Ургуном меня осколком ранило в ногу. Дальше — Ташкент, госпиталь Бурденко. Вышел, потыкался, потыкался, кому калека нужен? Вот и пристроился в переходе.

— А как у тебя, Петр? — обратился Рохлин к Рогозе.

— После того как вас сбили, и я следом в госпиталь угодил.

— Ну, скажем не меня, а всего лишь вертолет, — поправил его Рохлин.

— Вашу поправку принимаю, товарищ генерал, — улыбнувшись, сказал Рогоза. — Так вот, значит, поправился, вышел на волю, получил новое назначение. И напоролся на придурка. Отмечали мы как-то день вывода войск из Афгана. Он мне в оскорбительном тоне сделал замечание. Дальше — слово за слово. Яне выдержал и двинул ему в рыло. А он рапорт накатал. Меня без пенсии и выходного пособия поперли из армии. Потом была еще судимость: одному гаишнику врезал. Сейчас работаю в охранном бюро.

— Ну, махать кулаками большого ума не надо, — заметил Рохлин. — Ну а ты хоть что-то предпринимал? Обращался куда-нибудь?

— Конечно. И не раз. Я ведь сюда приехал правду искать. И тут узнаю: наш афганец, Герой Советского Союза, полковник Руцкой в Верховном Совете России возглавил Комитет по делам инвалидов, ветеранов войны и труда. Кое-как через ребят мне выписали пропуск в Белый дом. Отсидел положенное время в приемной, захожу к нему в кабинет. Гляжу, за широким столом под трехцветным знаменем сидит Руцкой и увлеченно читает книгу. Подхожу ближе. Вижу: «Государь» Макиавелли. Я ему осторожно так: «Макиавелли читаете, товарищ полковник?» Руцкой приподнял голову и удивленно протянул: «А ты его откуда знаешь?» Я скромно ответил: «И десантники, товарищ полковник, бывает, кроме воинского устава кое-что читают». «Я его раньше в училище читал, вот перечитываю, — небрежно ответил Руцкой. — Знаешь, с этим Макиавелли я не согласен. У него — что? Всхлипывания, философские рассуждения, пожелания, психология. Кому это сейчас нужно? Вот когда я стану президентом, то поступлю проще. Главное в государстве — что? Управляемость. Вот с этого я и начну. Вызову на ковер премьера, поставлю его буквой «гэ» и впендюрю ему по полной программе. Далее все по той же схеме. Премьер вызывает командиров дивизий, извиняюсь, министров, ставит их буквой «гэ» и впендюривает каждому. Те уходят и всем комбатам и прочей шелупони впендюривают. Через месяц во всем государстве будет полная управляемость сверху и донизу».

— Неужто уже тогда метил в президенты? — спросил Рохлин и рассмеялся. — Президент-штурмовик! Неожиданное сочетание. Александр в Афгане воевал на штурмовике. И неплохо воевал. Правда, пару раз сбивали. Думаю, с такими подходами он еще капусты нарубит. У меня была мысль к нему попасть, но он уже к тому времени вице-президентом стал, — не пробьешься. Видимо, все же пригодился Макиавелли. Только я не помню, чтобы там у него было, что на высшую должность можно попасть за неисполнение приказов. Но это не про Руцкого.

— Сегодня главное вовремя сориентироваться, — сказал Захаров. — Как говорят летчики, попасть в струю. А дальше тебя самого понесет.

— Вообще я тогда насмотрелся на народных избранников, — продолжил свой рассказ Рогоза. — Они, того, с тараканами в голове. Послушаешь, все, как минимум, кандидаты в министры, в премьеры, в президенты. Руцкой свел меня с ребятами из Фонда. Они в охранное бюро пристроили. Что я вам еще скажу. В Верховном Совете те офицеры, что поддерживали Ельцина, сделали головокружительную карьеру. Как-то прихожу в Белый дом по делам Фонда, гляжу: возле главного входа — толпа чеченцев. На флангах всадники с зелеными знаменами. Дудаев как раз независимость от России объявил. Взял суверенитета, как и предлагал всем Борис Николаевич, сколько смог. Я прошел в здание, а там, в зале — шум, гам, — обсуждают вопрос, что делать с Чечней. Руцкой, тогда уже вице-президент, вывесил на сцене перед депутатами оперативную карту и рассказывает им, как он собирается брать Грозный. Началось заседание, в зал прибежал депутат-чеченец и от имени толпы начал зачитывать ультиматум. Хасбулатов вынул трубку изо рта и назидательно так сказал: «Вы что, считаете, что вы главный защитник Чечни? Успокойтесь, здесь есть защитники и повыше».