Звезда и крест генерала Рохлина - [7]
— Как видите, я не один. Прошу разместить людей, а потом, если не возражаете, вместе отужинаем. Я вас приглашаю.
— Да вроде бы я вас встречаю, а вы меня приглашаете, — удивленно протянул Волков.
— Ну вот, сразу и начнём, поговорим, познакомимся, чего откладывать?
Высадив Савельева и Рогозу возле гостиницы КЭЧ, Рохлин подождал, когда Волков сделает в отношении прибывших офицеров необходимые распоряжения, затем они сели в машины и поехали на берег Волги. После жаркой дороги Рохлину захотелось подышать свежим воздухом. На речном вокзале было тихо и пусто. Разморенная жарой река неслышно несла свои воды мимо города. Над вышарканной до блеска серебристой глади, стригли воздух ласточки.
— Раньше здесь теплоходов толпилось видимо-невидимо, — сказал Волков, — жизнь бурлила. А сейчас Волга пустая. Никто никуда не плавает, видно не по карману.
— Зато, наверное, экология улучшилась, — усмехнулся Рохлин.
Обменявшись несколькими фразами с Рохлиным, Волков не мог отделаться от впечатления, что знаком с генералом давно. Привыкший с полуслова понимать своих начальников, он понял, что с этим не надо говорить недомолвками, судя по всему, генерал уже был знаком с положением дел в корпусе. Более того, знает почти все, о чем он хотел сказать, готовясь к встрече.
Они зашли в кафе, к ним подошла разомлевшая от жары официантка, Волков сделал заказ и попросил холодного пива. Он не знал пристрастий генерала и решил для начала ограничится этим демократическим напитком. Официантка принесла пиво, Волков разлил его по бокалам.
— Скажу честно, Александр Васильевич, прежде чем позвонить вам, я расспросил тех, кто знал вас по прежней службе, — с еле заметной улыбкой наблюдая за полковником, сказал Рохлин.
— Признаюсь, я тоже, когда узнал о вашем назначении к нам, ознакомился с информацией о вас, — ответил Волков.
— Я рад, что наше знакомство началось с откровенности. Думаю, и в дальнейшем между нами не должно быть недомолвок. А теперь введите меня в курс дела, — сказал Рохлин.
— Ситуация здесь непростая, — медленно начал Волков. — Корпус только что выведен из Германии. Ваш предшественник хотел сократить численность корпуса до пятисот человек. Как он говорил, меньше людей — меньше проблем, а этим всегда можно оправдать любые провалы в боевой подготовке. Люди с полной неопределённостью перспектив, в подвешенном состоянии то ли будут служить, то ли будут уволены, поэтому полное безразличие к службе. — Губернатор у нас отличный мужик, такой хитромудрый казак, с ним можно решать проблемы. А с мэром вы вряд ли встретитесь быстро, он редко бывает в городе, только на планерки приезжает. Ну, вы скоро сами увидите…
— Казак, говорите… А вообще-то казаки здесь есть или так, ностальгия по былому?
— Не только ностальгия. Край-то казачий…
— Картина ясна, — Рохлин встал. — Впрочем, другого я не ожидал. Ну что ж, придется, Александр Васильевич, нам за дело браться. Завтра соберем офицеров, послушаем, что думают они.
На другой день рано утром в здании штаба корпуса, в коридоре, перед большим залом совещаний, собрались офицеры.
— Ну что, дождались? — шелестело в толпе. — Говорят, ещё тот самодур приехал. Этот ни себе, не нам жить не даст.
— И не таких видали, — прикрыв рот ладонью, зевая, сказал заместитель командира дивизии по воспитательной работе полковник Виктор Скопенко. — Чему научила меня служба в армии? Если ты хочешь сделать что-либо плохо, на это уйдет не меньше труда, чем, если бы ты хотел сделать что-то хорошо. Найдем подходы и к Рохлину. В конечном итоге, он тоже человек. Да и последнее слово за нами.
— У военного человека есть только одна возможность оставить за собой последнее слово: пожирая глазами сказать своему начальнику «Будет исполнено», — хмуро сказал черноволосый невысокого роста капитан.
— В крайнем случае, можете написать рапорт.
— И идти подметать улицы?
— Ну, сейчас не советское время. Можно заняться бизнесом, — сказал начальник связи корпуса Кузнецов.
— Это каким же бизнесом? — воскликнул капитан. — Что, у нас есть магазины, предприятия? Или быть может еще какая-то собственность? Или деньги? А ну, давайте пошарим по карманам. Кроме жены, детей, казенной формы, да побитого чемодана — ничего.
— Наедаться от пуза тоже вредно, — сказал капитан Рафиков. — Голодный хищник более внимателен и лучше контролирует обстановку.
Переговариваясь, офицеры заняли свои места в зале штаба корпуса. Вошел Рохлин. По команде начальника штаба Киселева все встали. Киселев доложил генералу, что все свободные от службы офицеры корпуса собраны. Большими синими глазами Рохлин оглядел зал. Он знал: от первых слов зависит очень многое. Здесь, именно сейчас нельзя сорваться, взять неверный тон. Действительно, положение в корпусе оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. За то время, пока он учился в Академии, многое изменилось в армии. И не в лучшую сторону. У людей пропала уверенность в том, что люди в армейской форме нужны обществу, стране. И, как следствие, упала дисциплина и исполнительность. Рохлин понимал, сейчас главное — перебороть апатию, неуверенность людей в завтрашнем дне. Но как это сделать? Для них президент, министр обороны, командующий округом — понятия отвлеченные. Здесь он, Рохлин — власть исполнительная, законодательная и судебная в одном лице. Это генерал хорошо знал и понимал. А коли так, то надо с офицерами говорить прямо и открыто.
На пути из Бодайбо в Иркутск гидросамолет попадает в грозу. Полыхают молнии, машину кидает из стороны в сторону, крылья раскачиваются, точно фанерные листы. Падают обороты двигателя, командир принимает решение сбросить груз и вдруг видит направленный на него пистолет… В основе повести «Отцовский штурвал» лежат реальные эпизоды, связанные с повседневной работой авиаторов, героическими традициями сибирских пилотов. Сергей Жигунов по примеру отца становится летчиком и продолжает трудное, но необходимое для таежного края дело.
В книгу известного сибирского прозаика Валерия Хайрюзова «Точка возврата» вошли повести и рассказы, посвященные людям одной из самых мужественных профессий — летчикам. Каждый полет — это риск. А полет над тайгой или тундрой — риск вдвойне. И часто одной отваги и решимости бывает мало. А лететь надо. В любую погоду, в любое время года. Потому что только от них зависит, выживет ли в зимовье тяжелобольной, получат ли продукты отрезанные пургой буровики, спасутся ли оленеводы от разбушевавшейся огненной стихии и… встретятся ли двое, стремившиеся друг к другу долгие годы?..
Новая книга известного писателя-сибиряка Валерия Хайрюзова – это яркая, объемная, захватывающая и поразительная по своей глубине панорама жизни сибирской глубинки.Герой повести «Болотное гнездо» Сергей Рябцов, отслуживший срочную и успевший получить «печать войны» в Афганистане, возвращается в родные места, в притаившийся среди иркутских болот, богом забытый поселок, – и узнает, что жить отныне ему негде. Родственники решили, что он погиб, и продали дом, в котором Сергей вырос. Неожиданно для себя парень оказывается перед непростым выбором: попытаться вернуть прежнюю жизнь или начать новую с чистого листа?..В повести «Луговой мотылек» люди, вынужденные всеми силами бороться с нашествием прожорливого вредителя, оказываются в ситуации, когда нужно решать, готов ли ты пожертвовать собственным добрым именем ради спасения общественного урожая?А пронзительная, берущая за душу история дружбы и беззаветной преданности собаки и человека в новелле «Нойба» не оставит равнодушным никого!
В новую книгу «Почтовый круг» молодого иркутского писателя. командира корабля Ан-24, лауреата премии Ленинского комсомола вошли повести и рассказы о летчиках гражданской авиации, в труднейших условиях работающих на северных и сибирских авиатрассах. Герои книги — люди мужественные, целеустремленные и по-современному романтичные.
В новую книгу Валерия Хайрюзова «Чёрный Иркут» вошли рассказы, объединённые темой гражданской авиации, и сочинения последних лет. Автор рассказывает о людях, ещё вчера сидевших в кабинах самолётов, работавших в редакциях газет, стоявших в операционных. Героям выпала судьба быть не только свидетелями, но и участниками исторических событий в России на рубеже тысячелетий. В своих произведениях автор использует легенды и предания народов, издревле проживающих на берегах сибирской реки Иркут, берущей своё начало в отрогах Восточного Саяна. Два потока — Белый и Чёрный Иркут — впадают в Ангару.
Авторы сборника повествуют о судьбах детей, оставшихся в годы войны и в мирное время без родительского крова, предлагают сообща подумать об этической, материальной, социальной сторонах проблемы воспитания подрастающего поколения.Ю.Н. Иванов "Долгие дни блокады"И.М. Червакова "Кров"В.Н. Хайрюзов "Опекун".
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.