Зверь дышит - [35]

Шрифт
Интервал

тем опять тебя не люблю хотя не лучше ли сказать «не боюсь» не знаю а как зато мало жёлтых>93 описаний да это просто если относиться к жалости совсем без ограничений замшелых>94 и не очень так и воздух будет придерживаться только всерьёз а не напрасно как направление звуков к тем из стариков которые грубо принимают железо фактов ибо что промелькнулось так неподвижно в жёлтых радостях как не шмель и что стоит спокойней чем ограничения свидетельств не шестьдесят ли пять голых как воздух лет которые как хочу так и вижу хотя совсем не знаю что мне будет за>95 это и не хочу знать пусть будет что будет и не больше и не лучше чем шестьдесят стариков могут>96 обычно взять>97 в качестве направления к разным так сказать столбам хотя лучше будет сказать: «к разным описаниям качеств» да это так и будет если взять не очень строго и совсем без ограничения жалости но если лживых звуков будет больше чем слёз и если лавина>98 замшелых фактов не будет пока исчерпывать тебя и меня то>99 и не надо не надо напрасных свидетельств да и другие ах совсем не могут не придерживаться описаний тех мест в которых ах только шмель да железо и больше пока ничего>100 и уж что это за ограничения просто не знаю как не знаю и за что люблю так напрямик и обычно а что исчерпываю так это только очень говоря в скептических больше в звуках чем в жёлтых а если да то и не могут ли слёзы сказать что движутся без замшелых ограничений ах очень подобно лавине да что с тебя взять боюсь что совсем ничего но пока стоят только пять стариков из которых два всегда движутся к тебе из очень дешёвых>101 мест да только так и надо сказать не из замшелых а из дешёвых ибо так мне будет спокойней а если шмель жалости будет испытывать это всерьёз как лавина то и пусть пусть уж из тех-то качеств ничего так грубо не промелькнулось как шестьдесят дешёвых радостей которых не могут нелицеприятно испытывать вместе и напрямик слёзы жёлтых стариков подобно мне и тебе так строго скептических что просто не вижу как это будет в замшелых опять звуках что движутся как лавина железа в направлении говоря как обычно одних только дешёвых лет так неужели>102 это всерьёз ах не могу не могу ничего тебе сказать разве только что мне будет лучше напрямик придерживаться и исчерпывать и опять придерживаться и расширять>103 воздух разных ограничений дешёвых столбов и напрасных описаний но зато и не промелькнулось пока это железо и не так уж строго мало совсем скептических мест в которых лавина испытывает направление жёлтых звуков а если взять воздух не так грубо напрямик как шмель напрямик без разных всерьёз хотя и радостей но напрямик и просто хотя пусть и всерьёз и просто но неподвижно и просто напрямик без ничего то неужели только в щель>104 вижу тебя да и то не всегда ах опять опять это напрасно и не знаю чем мне исчерпывать тебя а да будет тебе расширять слёзы совсем без описания в звуках могут ничего не испытывать жёлтых ли дешёвых ли это ведь>105 не больше чем пять свидетельств или даже>106 два из замшелых и лживых мест в которых и стоят-то ничего не говоря а уж движутся только так как другие совсем не могут с тем и принимают обычно так мало разных ограничений из которых обычно очень мало голых качеств а надо расширять расширять а то щель так и будет придерживаться одних скептических описаний или>107 жёлтых или уж совсем замшелых как железо а ведь слёзы-то тебе ничего не стоят так неужели надо очень уж так нелицеприятно испытывать стариков да взять просто направление и расширять ведь это будет даже больше чем ничего ибо неужели щель фактов так мало испытывает ограничений или разных радостей что если принимать это всерьёз то боюсь слёзы будут совсем придерживаться а сказать что надо топтать>108 стариков без качеств без других звуков или ограничений ведь это значит ничего не сказать так как пока лавина не промелькнулась напрасно в жёлтую щель воздуха надо от>109 дешёвых свидетельств ждать только железа или спокойней говоря ничего не ждать хотя шмель-то ведь будет так грубо топтать слёзы что тебе лучше сказать «не знаю» чем опять расширять мне описание а пора>110 уж относиться к столбам как к замшелым фактам без жалости или даже испытывать щель не движутся ли слёзы звуков в разных направлениях которые могут ведь не расширять ничего да даже и не ждать напрасно жёлтых ограничений от тебя ли от меня ли ах это совсем ничего не значит да разве не пора сказать напрямик что не знаю как и чем расширять щель фактов ибо боюсь топтать а относиться к лавине лживых свидетельств совсем всерьёз не люблю и не хочу а от тех которые могут так относиться и не принимают описаний лет пора ждать одних только качеств а совсем не железа или других пусть даже жёлтых звуков или лживых но которые если движутся то обычно вместе с лавиной очень дешёвых стариков от которых и ждать-то ничего не надо а только топтать и топтать без жалости или уж если это тебе нелицеприятно то просто взять и очень строго исчерпывать зато уж голые слёзы как стоят так и пусть стоят значит так надо значит так будет лучше тебе или даже мне а что лавина лет так грубо движется от тебя к жёлтым столбам так это ведь даже не факт и даже не шмель скептических описаний а просто если уж так сказать то щель из воздуха да это только щель и больше ничего так если ограничения могут стоять без мест то не пора ли от них ждать других качеств хотя и разных но пока что одних и тех же

Еще от автора Николай Владимирович Байтов
Думай, что говоришь

Есть писатели, которым тесно внутри литературы, и они постоянно пробуют нарушить её границы. Николай Байтов, скорее, движется к некоему центру литературы, и это путешествие оказывается неожиданно бесконечным и бесконечно увлекательным. Ещё — Николай Байтов умеет выделять необыкновенно чистые и яркие краски: в его прозе сентиментальность крайне сентиментальна, печаль в высшей мере печальна, сухость суха, влажность влажна — и так далее. Если сюжет закручен, то невероятно туго, если уж отпущены вожжи, то отпущены.


Что касается

Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг «Равновесия разногласий» (1990), «Прошлое в умозрениях и документах» (1998), «Времена года» (2001). В книге «Что касается» собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х.


Клетчатый суслик

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Проблема адресации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовь Муры

Роман в письмах о запретной любви двух женщин на фоне одного из самых мрачных и трагических периодов в истории России — 1930–1940-х годов. Повествование наполнено яркими живыми подробностями советского быта времен расцвета сталинского социализма. Вся эта странная история началась в Крыму, в одном из санаториев курортного местечка Мисхор, где встретились киевлянка Мура и москвичка Ксюша…В книге сохранены некоторые особенности авторской орфографии и пунктуации.Николай Байтов (р. 1951) окончил Московский институт электронного машиностроения.


Сборник стихов

Стихотворение Игоря Шкляревского «Воспоминание о славгородской пыли», которым открывается февральский номер «Знамени», — сценка из провинциальной жизни, выхваченная зорким глазом поэта.Подборка стихов уроженца Петербурга Владимира Гандельсмана начинается «Блокадной балладой».Поэт Олег Дозморов, живущий ныне в Лондоне, в иноязычной среде, видимо, не случайно дал стихам говорящее название: «Казнь звуколюба».С подборкой стихов «Шуршание искр» выступает Николай Байтов, поэт и прозаик, лауреат стипендии Иосифа Бродского.Стихи Дмитрия Веденяпина «Зал „Стравинский“» насыщены музыкой, полнотой жизни.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Персона вне достоверности

Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Мандустра

Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.