Золотые патроны - [16]

Тогда было шесть баллов, сейчас ожидается девять, поэтому Юдин сразу же отбросил мысль о том, что можно будет вернуться к причалу. Он решил: если начнется шторм, то — в Крестовую. По волне, с попутным ветром. Правда, пока они от Крестовой дошагают до заставы, пройдет много времени, задержится донесение о найденных листовках, но это не такая уж большая беда, ибо «иностранцу» все равно не предъявишь обвинения — капитаны торговых судов отвергают любое обвинение, если их не задерживают, как говорится, «с понятыми».

Осмотр острова Маячный занял около двух часов, и, как только Юдин и солдаты вернулись на катер, он сразу же, набрав полный ход, пошел к последнему острову. И тут произошло то, чего никто не ожидал. Ни Юдин, стоявший на носу, ни Верховцев, управляющий катером, ни остальные пограничники не заметили, как под катер попал топляк.

На море топляки не редкость. То шторм сорвет бревна с палубы лесовоза, то вынесет в море плот из реки, по которой сплавляют лес, — блуждают эти бревна по воле волн и течений, а когда намокнут, то скрываются под водой сантиметров на двадцать-тридцать. Много неприятностей приносят топляки судам, особенно небольшим: катерам, малым рыболовецким тральщикам.

Юдин первым почувствовал, как киль катера стукнулся о топляк. Капитан резко повернулся к Верховцеву и крикнул:

— Выключай! Топляк!

Ефрейтор Верховцев тоже почувствовал легкий удар, услышал команду Юдина и быстро нагнулся в будку, к мотору, но опоздал — на слишком большой скорости шел катер, и винт уже ударился о топляк и затянул его под руль.

Ветер будто ждал этого момента. Он шаловливо пронесся над морем и стих; море вздрогнуло, покрылось мелкими барашками, потускнело и только начало успокаиваться, как один за другим налетели порывы ветра; потемнело небо, заволоклось откуда-то неожиданно появившимися тучами: шторм начинался сразу, сильный, безжалостный.

Юдин приказал Федосееву и Захарченко сесть за весла (в катере их было два) и грести обратно к острову Маячный, до которого на полмили ближе, чем до того, куда они шли, а сам взял багор и перешел на корму. Верховцев и Лавренин уже пытались вытолкнуть баграми топляк из-под руля.

Катер неуклюже и медленно разворачивался — что для шестиметровой тяжелой посудины два весла, хотя и большие, морские. Мешал развернуться ветер, мешало бревно, да еще неумело работал веслом Захарченко. Силы у этого невысокого широкоплечего парня хоть отбавляй, а за веслом сидел только на лодке, когда возил по вечерам свою дивчину по тихому лесному озеру за кувшинками. Юдин почувствовал, что он нужней там, на веслах, и, дав несколько советов мотористам, сел за весло к рядовому Захарченко. Удары весел стали ровней, и катер, развернувшись, медленно пошел к острову.

Минут двадцать шли курсом на остров, но ветер все усиливался, а пограничники все больше уставали, особенно ефрейтор Федосеев. Греб он старательно, всем корпусом и даже помогал ногами, упираясь ими в паёлы, но Федосеев не отличался физической силой. Он ненавидел свою узкую «петушиную» грудь, всегда старался работать наравне со всеми, хотя быстро уставал. Солдаты обычно подшучивают над «слабаками»; только ефрейтора Федосеева никто никогда не обижал — его жалели и делали это незаметно, боясь, что он не примет нетактичной помощи. Уважали Федосеева за смелость и ум.

Капитан понимал, что нужно перейти к Федосееву, он видел: ефрейтор работает с большим трудом, напрягает все силы, чтобы удержать катер на курсе, чтобы его не сносило ветром; но капитан боялся оставить и одного Захарченко — не сможет один справиться с веслом.

— Я, товарищ капитан, один смогу. Помогите Федосееву, — будто поняв мысли капитана, тихо проговорил Захарченко.

Юдин пересел к Федосееву.

Верховцев и Лавренин вытолкнули наконец топляк, но это не принесло успокоения — винт был погнут, погнут и вал. Верховцев доложил об этом капитану и сел за весло к рядовому Захарченко. Катер пошел быстрей.

Вот уже совсем близко остров — всего кабельтов, вот уже сто метров; в это время налетела очень высокая волна, и весло, которым гребли Верховцев и Захарченко, переломилось, как спичка; волна обдала сидящих в катере холодными брызгами и покатилась дальше, чтобы с тяжелым стоном разбиться о скалы берега; новая волна подняла катер — все выше и выше становились волны, вспенились их гребни, волны будто стремились догнать друг друга и со злостью били в борт катера, который стоял на пути и мешал их неудержимому бегу.

Всего сто метров. Сто метров и — одно весло. Нет, до острова они не дотянут, оставшимся веслом они должны поставить катер носом по ветру, иначе их может перевернуть. Теперь все зависело от умения и быстроты действий Юдина и Федосеева, а Юдин почувствовал, что Федосеев перестал грести.

— Ты что, тюленей кормить хочешь?! — сколько было силы крикнул капитан Юдин ефрейтору. Тот вздрогнул, рванул весло, а Юдин, теперь уже спокойным тоном, проговорил: — Не дергай. Ритмично давай.

Крикнул Юдин не только на Федосеева — капитан увидел, что растерялись все, а растерянность и паника в эти минуты может стоить жизни. Он поступил правильно: голос его взбудоражил людей. Верховцев кинулся к штурвалу, чтобы хоть немного помочь капитану и ефрейтору развернуть катер; Лавренин перебрался к ручной помпе и принялся выкачивать из катера воду, которой уже набралось столько, что всплыли паёлы, а Захарченко, откинув одну паёлу, присел на корточки и начал вычерпывать воду ведром.