Золотые миры - [18]

Шрифт
Интервал

Чей-то голос, голос чудный
Раздавался в миг ненастный.
Это голос жизни новой,
Песня ветра на просторе,
Шёпот звёзд в тени суровой,
Безучастный ропот моря.
Голос нежный и печальный,
Он за каждый день ненастья
Обещал мне миг случайный
Упоительного счастья.

21/ III, 1921. Сфаят

Маки («Я сегодня маки собирала…»)

Я сегодня маки собирала
В зелени высокой и густой,
Целый день в пустой траве искала
Яркий цвет, насмешливый и злой.
Но проходит день, и отлетают
Грёзы дня унылой чередой…
А в глазах насмешливо мелькают
Маки яркие весёлою толпой.
Стало сердцу грустно, одиноко,
Ночь прошла, всё тише и грустней…
Унесла меня мечта далёко,
В милый край давно забытых дней.
Где мелькали годы золотые,
Где погаснул пламень молодой,
А в глазах всё маки удалые
Кружатся средь зелени густой.
Те года далёкого мечтанья,
Всё, о чём так трудно позабыть,
Навсегда померкли, как желанье,
Как от счастья порванная нить.
И, как тучи в небе, думы вьются,
Стонет сердце, сковано тоской.
Только маки красные смеются
Над моей разбитою мечтой.

20/ IV, 1921. Сфаят

«Что ты плачешь в тиши догоревшего дня…»

Что ты плачешь в тиши догоревшего дня
Под унылою тенью маслины?
Тихо шепчет она, свои ветви клоня,
И туманом покрылись долины.
Заползла к тебе в душу злодейка-печаль
И на сердце скрывается горе,
И невольно ты смотришь в туманную даль
На широкое синее море.
И напрасно ты ищешь за мутной волной
При унылом сиянье заката
Милый берег, тот берег, далёкий, родной,
На который уж нету возврата.
Не вернуть тебе светлых и радостных дней,
Не вернуть тебе прежнего счастья,
Как и здесь, среди чуждых и гордых людей
Не найдёшь ты хоть искру участья.

21/ IV, 1921. Сфаят

«Катятся волны морские…»

Катятся волны морские
Лениво, одна за другой,
Так дни мои, дни молодые
Унылой бегут чередой.
И слышу я смерти дыханье,
Стою над раскрытой могилой,
Но в душу иные желанья
Врываются с новою силой.
Мне чудится берег скалистый,
За синею дымкой ночною,
Где плещется вал серебристый
Под бледной, неясной луною.
Там плачет душа одиноко,
Там ждёт меня счастье иное,
Куда-то далёко, далёко
Влечёт меня счастье младое.
В тот край, где под маской былого
Забытое счастье скрывалось,
Где сердцу так много родного,
Где жизнь, где мечта пробуждалась.

21/ IV, 1921. Сфаят

«Скажите мне, о звёзды золотые…»

Скажите мне, о звёзды золотые,
Когда же дни мои и годы молодые
Промчатся грустною, унылой чередой?
Когда тоска моя, омытая слезой,
Сольётся с вечною, безмолвною тоскою?
Когда же грусть моя, мой неизменный друг,
Свидетель тайных, молчаливых мук,
Невидимо расстанется со мною,
Где жизни вечная, холодная черта,
Последняя слеза, последняя мечта.

28/ IV, 1921. Сфаят. Поздно вечером, на топчане

«Вижу ль я девушки взор утомлённый…»

Вижу ль я девушки взор утомлённый,
Полный тоски, безответный, немой,
Смех её слышу, навек заглушённый
Вечно холодной тоской, —
Хочется тихо спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»
Дума ль тяжёлая сердце сжимает,
Или мечта, друг бессонных ночей,
Всё об одном она мне повторяет
С мёртвой улыбкой своей, —
Хочется тихо спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»
Ночь ли настанет, звездами играя,
Так далека от страданий и зла,
Вечно безмолвная, вечно немая,
Вечно холодная мгла, —
Хочется снова спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»

5/ V, 1921. Сфаят

«В вечерней мгле рыдали звуки скрипки…»

В вечерней мгле рыдали звуки скрипки,
А я была одна в объятиях мечты,
Вокруг всё чуждые, всё мёртвые улыбки
И ни одной приветливой черты.
Душа была пуста, в ней не было желанья,
В ней не было мечты… Лишь миг воспоминанья
Всю душу взволновал… То миг невольных слёз,
Далёких дней и невозвратных: грёз.
И в памяти моей невольно выплывают
Картины прошлого всё ярче и ясней,
И словно я опять те дни переживаю —
И сердце плачет тише и грустней.
А на земле зловещее молчанье,
И дышит в нём безмолвная печаль.
Душа молчит, в ней больше нет желанья,
Ей нечего любить, ей ничего не жаль.

7/ V, 1921. Сфаят. Вечером, у окна

Спасибо друг («Спасибо, друг, за то, что вижу снова…»)

Наташе Кольнер

Спасибо, друг, за то, что вижу снова
К себе доверие, и ласку, и покой,
За первое приветливое слово,
За первый взгляд, невинный и простой.
За то, что здесь, к печальной, одинокой,
Среди унынья, пошлости и зла,
В чужой толпе, бесчувственной, далёкой,
Ты первая несмело подошла.
За первый миг навеянного счастья,
За тихий миг, несмелый и живой,
За всё участье, робкое участье
Со всей наивной детской простотой.

12/ V, 1921. Сфаят

«Прощай, Сфаят, прощай, свобода!..»

Прощай, Сфаят, прощай, свобода!
Прощай последний майский день,
Где все мольбы и все невзгоды
Сошли в таинственную тень.
Передо мною блещут дали,
Где я, молитву сотворя,
Сойду под вечный свод печали
В глухих стенах монастыря.
Но в душной клетке заточенья
Меня, я знаю, также ждут
И там счастливые мгновенья,
Волненье, жизнь, борьба и труд.
Но нет тревоги, нет невзгоды,
Ни грозных бурь, ни злобных дней,
Ни упоительной свободы
Разгульной юности моей.

31/ V, 1921 В автомобиле по дороге в монастырь Notre-Dame de Sion

Первая ночь в монастыре («В эту ночь, как спустилась холодная мгла…»)

В эту ночь, как спустилась холодная мгла,
В эту ночь я так долго уснуть не могла.
На чужой стороне, среди чуждых людей
Я одна была с мёртвой печалью своей.

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Стихи о себе

Первый сборник поэтессы. В статье "Женские" стихи, строгий, взыскательный и зачастую желчный поэт и критик Владислав Ходасевич, так писал о первой книге Кнорринг: "...Сейчас передо мною лежат два сборника, выпущенные не так давно молодыми поэтессами Ириной Кнорринг и Екатериной Бакуниной. О первой из них мне уже случалось упоминать в связи со сборником "Союза молодых поэтов".    Обе книжки принадлежат к явлениям "женской" лирики, с ее типическими чертами: в обеих поэтика недоразвита, многое носит в ней характер случайности и каприза; обе книжки внутренним строением и самой формой стиха напоминают дневник, доверчиво раскрытый перед случайным читателем.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Рекомендуем почитать
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов

Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.