Золотые купола - [70]

К дому аккурат вокруг отвала идти. Большой отвал. Он давно сделался. Когда всей страной социализм ещё строили. За шахтой карьер есть. Пока там до руды дорылись, он и получился. Пустую породу свозили. Теперь он растительностью обрастает. Летом это – самое грибное место. Волнушки… их никто и не берёт уж. Так только, для разнообразия – баночку-другую на зиму засолить. Их там видимо не видимо – усыпано. Больше за маслятами, красноголовиками да подберёзовиками тихие охотники охотятся. Ещё там разные предприимчивые жители то провод откопают, оставленный расточительными временами социалистического строительства, бюджет семейный поправят, в скупку барыге снесут, а то и рельсы отслужившие поснимают на перекрытия. Всё в доме в строительстве сгодится. Отсыпь отвала как раз перед его домом прекратили. Домик ему этот от работы выделили. Маленький такой, всего пять на пять в длину брус по бокам. Кто-то умер, площадь освободилась, его и осчастливили. С жильём всегда при социализме проблемно было. Временно дали, пока очередь на квартиру не подойдёт. И, как говориться: ничего нет более постоянного, чем временное. Виталий всё ещё первый в очереди на жильё числится. Как социализм распался, так уже лет пятнадцать, как первый. Ютится на двадцати метрах. Три девки на плечах поднял, легкостью жизнь не баловала. Не жалуется. Работа есть, огород – всё своё. Крыша не течёт. С детства не барствовал, богато не жил. Привычно. Для души – лес рядом, река под боком. Есть чем удовлетвориться. Нет никакого стремления к городской жизни. Диван да телевизор – вот и все развлечения городские. С годами совсем в многоэтажных клетушках от безделья скуксишься. Здесь душе раздолье, вздохнёшь, грудь распирает. Тут только новости по ящику иногда и глянешь, чтоб совсем от жизни не отстать. К вечеру ног под собой не чуешь, валишься. Здоровьем он тоже вроде не жаловался… А что жаловаться?! «Язва – так в мои годы пора бы и сломаться уже чему-то, не железный», – говорил он. Варикоз вот, зараза, этот пристал, спасу нет от него… ни на минуту не отпускает! Полежать просится, ноги поднять и отток венам дать, узлами выпер, шельма. Туберкулёз… так то – шахта. Кому она когда на пользу была. Кто не болеет? Согласился он со своими недугами, дал прописку им в себе и живёт так, как оно, вроде, так и должно быть.

Дома он скинул ботинки, лёг на диван, закинул ноги на подлокотник, начался отток в венах.

В сенях загремели вёдра, скрипнула несмазанная дверь, и в дом кто-то вошёл.

– Когда ты успел?

Услышал он за головой.

– Вот, вроде, только-то баранов поить и ушла.

Его ни в коей мере не удивляло её присутствие. Ключ всегда под дощечкой. В его дом при желании можно попасть кому угодно и без ключей. Замок так, для виду. Зайди в калитку и обойди дом – со двора всегда открыто. Красть у него – многим не разживёшься.

– Комбикорм насыпала? – спрашивал он дочь.

– Дала, – отвечала она.

Боль в ногах потихоньку утихала.

– Ещё немного полежу и за водой пойду, – говорил он.

– Лежи, я уже принесла.

– Челентано пьёт?

Сожитель у неё весь какой-то как на шарнирах ходил – на Челентано похож. Дочь среди недели приезжала только когда он напьётся.

– Да ну его! – махнула она.

– Бил?

– Кидался.

– Скоро здесь появится, жди.

– Навряд ли, последний автобус уже был.

– Ха! – воскликнул Виталий. – Бешеной собаке семь вёрст не крюк. Об заклад бьюсь: до темноты появится, извиняться примчится.

– Не прощу! – категорично мотала она головой. – Надоел хуже пареной репы.

– Чья бы корова мычала, – тяжело поднимался он с дивана, – не мели зря.

– На этот раз – всё! – категорично заявляла дочь.

– Ну-ну… – кряхтел он, распрямляя спину.

– Лежи, – пыталась остановить дочь.

– Дрова ты будешь колоть? Больно-то не разбежитесь. Челентано твой только стакан держать умеет, да на шее на твой сидеть. Картошку сумками таскаете. Жука собрать – нет, не дождёшься вас, всю картошку вон поел… Вам хоть бы хны!

– Чё он у меня на шее-то сидит, ничё не сидит! – возмутилась дочь.

– Уработался, глядите-ка! Сколь уже не работает? Три, четыре месяца? Что-то не сильно исхудал! На нём пахать можно.

– Он подрабатывает, – неуверенно защищала она его.

– Грузчиком! – восторгался Виталий. – Достойная профессия, ничего не скажешь! – Сказки тебе рассказывать его профессия. Уши развесила и слушаешь. Уж не маленькая, а всё в них веришь.

– Где мужики то? – обиделась она.

– А ты пооглядывайся, мужик хороший, что гриб – поиска просит. Белый гриб вон, поди-ка не на каждом шагу. А и грибница из него знатная, жарёха – не наешься, и маринованный, и сушёный, и вареный и пареный – король гриб! Найти его – походить и понагибаться нужно. По трудам и награда. Тебе всё синявки почему-то в корзинку лезут… синявки, да бычки. Никто не берёт, Ксюха подберёт.

– Ну, завёлся! Чё, как старый дед, ворчишь…

– Ай, на вас ворчи не ворчи – толк маленький! – махнул он рукой.

Виталий вышел во двор, глянул на кучу дров у калитки и почесал затылок. Лесник Сергей привёз дрова без него. Был бы дома, так обязательно развернул бы его вместе с этими его гнилушками. Насобирал валежника по лесу. Топор такие поленья даже и не рубит – крошит. А сколько взял! Половины цены не стоят. Везде, наверное, такие люди есть. «И по ночам же не ворочается, крепко спят», – сплюнул он. Правду говорят – деньги не пахнут. Хотя и впрок такие деньги не пойдут. «Надо с дороги малость прибрать, да поколоть хоть сколько-то», – думалось ему. Помянув лесника какими только мог недобрыми словами, он вернулся в дом за варежками.