Золотые купола - [68]

Не буду углубляться в повествование моего путешествия по болоту: трудно, холодно, мокро, силы вымотал. В общем, обычное дело… Война ведь! Сахар здесь, чтоб послаще было, на каждом углу не раздают. К утру я был на месте. А оно, место это, выглядело вот так: сразу недалеко от края болота, метрах в 150, лес заканчивался, и за его опушкой начиналось то самое селение. Собственно, это было уже не селение, а заброшенная деревушка, о которой и говорил захваченный в плен фриц. И правда – не врал он! Враг собрал мощные силы. Все бы ничего, но вот беда: из низины, где я находился, подсчитать полное количество немцев мне не представлялось никакой возможности. Сунуться ближе, значит поставить себя, а заодно и всё задание на грань провала. Слева и справа по равнине продолжался лес, ничего на этот предмет мне пока не предлагая. Суворов как-то сказал: «Из любого безвыходного есть как минимум два выхода». Я был согласен с историей в том, что он слыл умным малым и искал в своем положении хотя бы один – два мне было бы лишковато. «Я не Суворов, мне и одного было бы достаточно», – шучу я теперь. Тогда мне было не до шуток. В самом начале я подумывал, уж, было забраться на дерево, но не решился: карабкаться пришлось бы по крайнему стволу – немцу на мушку. А если глубже, то что же тогда увидишь сквозь ветви крайних деревьев? Не может столько техники секретной располагаться без обеспечения должной безопасности. И все-таки дерево не выходило из головы, потому как другой альтернативы не было. Немец, падла, хоть и чванлив, но хитёр, бестия! Я искал и нашёл: подсказка оказалась совсем рядышком, прямо перед глазами. Опушка леса напротив изгибалась и хорошо просматривалась. И над ней, словно исполин, величаво возвышался на добрые несколько метров густой, зелено-ватной шапкой его величество благородный дуб. Даже сердце неистово заколотилось. Я отполз назад, вглубь леса, поднялся, огляделся и – вот он, ещё один, совсем рядом, точно такой же. Стоит, предлагает мне взобраться на него и посчитать, сколько их там, врагов наших. Гордо так предлагает, усмехается и шепчет, шелестя кроной, мол: «Суворов ты наш». Я и вскарабкался на него. Хитер немец, да нам не чета: как на ладони танки свои по укрытиям распихал. С нами ли ему тягаться! Когда каждый кустик нам в бою – укрытие, каждое дерево, как вот этот дуб – друг. Не по силам взвалил он на себя ношу! Осмотревшись, я остался доволен. Даже отметил: не далее чем вчера его кто-то словно потрепал. Был взорван топливный склад, бочки разбросаны по большому радиусу, некоторые из них ещё курились слабым дымком. Так вот, оказывается, что так хорошо шарахнуло у него в тылу, когда я вчера собирался к нему в гости. Как не порадует такая картина! И, порадовавшись от души, я от всего сердца пожелал ему скорейшей кончины. После чего, удовлетворенный увиденным даже поспал перед обратной дорожкой, привязал себя к стволу дерева, чтобы, не дай Бог, ненароком не свалиться, и вздремнул до вечера.

Ну и опять же углубляться в пустословия не стану: дождался я темноты и давай вниз спускаться, домой уже было пора, к месту дислокации батальона. Спускаться – не подниматься. В сумерки тихо, каждый шорох уши режет. Весь взмокший от перенапряжения, я слез как можно ближе к земле, спрыгнул и давай отряхивать с одежды остатки коры. Вот тут-то и произошло неожиданное. Я и ППШ свой вскинул не успел, как он снес меня с ног и повалил на землю, как ураган. И в тот же момент, в один момент, как моё туловище коснулось земли, с другой стороны, из кустов, полоснула очередь «шмайсера». Десятки пуль буквально истерзали ствол кедра как раз там, где мгновение назад стоял я. И около своего уха я услышал едва слышный шепот. Наверное, роднее русского языка для меня в тот момент ничего не было.

– Жив, чертяга? – спросил он.

– Вроде, – ответил я, ещё пребывая в шоке.

– Ну, тогда ползи отсюда. Немец в болото ночью не сунется.

Ползли тихо и молча, только забравшись подальше вглубь болота, заговорили вновь.

– Что ты так неосторожно? – заговорил он первым. – Весь лес переполошил. Немец патрулём идет, а ты довольный, как медведь, меда наевшийся, с улья карабкаешься.

– А ты-то как здесь очутился? – к чему было оправдываться, не до оправданий было, и так ясно, что едва на тот свет, к чёрту в лапы, не угодил.

– Кто же, как не наш брат немец, в тылу всполошить может. Услыхал вот и пришел подсобить.

– Тоже что ли разведчик? – задал я глупый вопрос, ещё не отойдя от происходящего.

– Отгадай с трёх раз, – иронично ответил он на мою глупость. И такая добродушная улыбка состроилась на его лице, что тяжесть того света с моих плеч сползла, как словно стряхнула её это улыбка.

И, только подавив в себе возбуждение, я более отчетливо разглядел своего случайного спасителя. Это был не солдат, это была сама ошибка природы. Маленького роста, на коротких ножках, с острым лицом, уши перпендикулярно оттопыривались далеко в стороны, нос задирался маленьким пятачком, тонкие губки, круглые глазки. Короче, так ошибаться и собрать всё это на одной голове в состоянии только природа. И все же взгляд его и улыбка крест-накрест перечеркивали все эти природные недоработки – он был симпатичен. Я скрутил самокрутку и подкурил.