Золотые купола - [67]

Шрифт
Интервал

Что бы он ни говорил, всё одно ему никто не верил. Все могли подтвердить, что директор никуда из учительской не выходил, и никак разыграть физрука не мог. Так же, как и в гороно врать не станут. Весь класс тоже видел, как он по партам непослушным безобразником бегал и сову ловил. А как поймал, так в учительскую и понёс. Всем классом третьеклашки в один голос подтверждали слова учительницы.

– Не я это был! – ревел на всю школу физрук. – Вы специально из меня дурака делаете! – И ну как, давай снова на всех с кулаками кидаться.

Тут директор совсем не выдержал и вызвал психушку. Приехали санитары, долго физрук от них по школе бегал, по классам да под партами прятался – поймали-таки. Скрутили его, связали в смирительную рубашку и увезли.

Пока маленькие человечки рассказывали, Кляка с хитрецой так, с загадкой в сторонке похихикивала, словно знает что-то, а сама вроде и не причем вовсе.

– А давайте посмотрим, где ваш физрук! – воскликнул храбрый мышонок.

– Давайте, давайте! – поддержали другие животные.

– Но как? – разводили руками маленькие человечки.

– Мы знаем – как! – загадочно отвечали звери.

Они вынесли из норы на поляну космовизор. Кляк настроил нужную волну, и появилось изображение: в небольшой серой комнате с решетками на окнах стояло четыре кровати, четыре тумбочки, четыре стула и один стол. Это была больничная палата. Четыре больных человека находились в ней на излечении. Три сторожа из зоопарка рассказывали четвёртому о говорящей кенгуру, которая дразнится и показывает язык.

– С кем меня поселили, – сетовал четвёртый, – они же сумасшедшие!

Потом он в ответ рассказывал об очкастых совах в школе. Правдоподобно так рассказывал, без выдумки, без обмана, в точности, как оно и было на самом деле. О том, что он есть лучший учитель, и ему нет равных в педагогике.

…Маленькие добрые человечки стали просить не оставлять сторожей и физрука в психбольнице – им стало жалко их. Они говорили, что злые большие люди исправятся, и больше не будут так делать. Но Кляк был неумолим.

– Пусть пока там побудут, а там видно будет, – как отрезал он.

Не верил он, что они исправятся. «Нечего космос хламом засорять», – думал он.

– Ему же место в дурдоме! – шептались сторожа.

– Слон – так тот вообще со знанием дела разобрал ворота и в сторонке поставил, – продолжали сторожа. – Все звери и давай в разные стороны разбегаться…

– Нужно завтра кончать этот балаган. Кенгуру… Звери, слон?!! Нужно выписываться отсюда, что мне с этим сумасшедшими делать здесь! – шептал четвёртый себе под нос. – Завтра пойду к главврачу и расскажу о медведях-милиционерах. Какой же они порядок наведут? Только дров наломают. Без меня, красивого, им с ними всё равно не справиться.

– Кому тут медведи не нравятся?

Прорычало над поляной. Послышался тут треск ломающихся веток и показался медвежонок. Он катил перед собой бочонок меда, подаренный Кляком ещё зимой.

Правда, это уже был не бочонок, а полбочонка – друзья за зиму уже скормили ему, спящему, добрую половину. Докатив до центра поляны, он поставил его на попа и сказал:

– Вот, угощайтесь, потерял кто-то, в берлогу ко мне в самый раз закатился, – широким жестом угощал он. – Правда, я пока спал, немного попробовал, но тут ещё много осталось, всем хватит! – Вся морда его была в мёду.

Проспал он все приключения, горько сожалел об этом потом, но его природа – спать зимой, и ничего тут не поделать. А, когда ему все приключения рассказали, так он долго смеялся, аж до самого отлёта Кляка с Клякой.

Улетел Кляк со своей Клякой, а на земле дружбы стало ещё больше.

Рассказ ветерана

В тыл к немцам нас отправляли двоих: меня и еще одного, из другого батальона. По расстановке сил, да и интуиция подсказывала, я мог с львиной долей уверенности предположить исключительность заброски нас в логово неприятеля. Без мнимой скромности хочу заметить – я был парень не промах. Да и тот, второй, понаслышке знаю, тоже отчаянный малый. Идти должны были порознь, один позднее другого на сутки, опираясь только на свои собственные силы. Тут обычная математика: не дойдёт один – дойдёт второй, 50 на 50, по пятьдесят на брата, а, значит, очень может быть – идти, чтобы не вернуться. И вот еще одно подтверждение исключительности – идут лучшие. И льстит и колется. Не вернутся двое лучших, тогда и другим это мероприятие окажется вряд ли под силу. Командованию определенно нужен только положительный исход дела.

Задача предстояла не из легких: проверить точность информации, полученной несколько дней назад от захваченного «языка». По его словам немец концентрировал силы в 10 километрах от линии фронта, собираясь нанести сокрушительный удар по нашим позициям. При всем этом до поимки этого «языка» наше командование про подготовку противника не имело никаких сведений – сбой где-то в тыловой разведке. А ведь недооценить противника – значит проиграть. Я выходил вторым, с вечера, спустя сутки после первого, как запасной, страховочный вариант. До места должен добраться только к утру. 10 километров хоть и не слишком большое расстояние, а все же не по тропке идти – болотом пробираться. Немец чванлив, болот не любит, чистюля, любит тепло и сухость. Без особой надобности он туда и носа не сунет. Сколько раз уже это, такое родное наше жидкое месиво выручало русского солдата! Вот и сейчас оно как нельзя лучше расположилось по нашим фронтам. Начиналось от нас и уходило далеко в тыл к немцам.


Рекомендуем почитать
Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Синдром веселья Плуготаренко

Эта книга о воинах-афганцах. О тех из них, которые домой вернулись инвалидами. О непростых, порой трагических судьбах.


Чёртовы свечи

В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.


Полет кроншнепов

Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.