Золотая рыбка - [61]

Ледяные мурашки табуном бегут по спине, заставляя задрожать пальцы.

Всерьез хочу отступить назад и поскорее, пока не замечена, вернуться на улицу, в людное место, в магазин, в конце концов, и позвонить мужу. По крайней мере, там я точно буду в большей безопасности.

Но в самый последний момент, почти рванув по лестнице вниз, вижу на вешалке прихожей калленовский плащ.

И вот тогда испуг отпускает. Он дома.

— Я поседею от твоего молчания, — с успокоенным смешком бормочу, снимая обувь и направляясь со своим маленьким пакетиком сокровища в кухонную зону, — ты спишь?

— Спать будем потом, — отвечают мне. Теперь вслух отвечают, довольно громко. И снова ударяют стаканом об стол, — а пока попразднуем…

Я хмурюсь, недовольная нотками, которые звучат в его голосе. Разве все случилось не по плану? Он будто бы…

И вот тут, поворачивая за угол и встречаясь взглядом с темными оливами, понимаю, что предположение вышло верным. В «яблочко».

Изумляя меня больше, чем рыбки Иффа, наклонности Вольтури и предложение отца подарить Эдварду на день рождение акции его же компании, мистер Каллен сидит за кухонным столом, организовав себе праздник… сосудов? Или что там благотворно встречает алкоголь?

Вазочка со льдом, щипцы, дольки лимона на зубочистках и неглубокий хрустальный стакан, наполовину залитый темно-золотистой жидкостью. Запах подсказывает что это быстрее, нежели красноречивая бутылка на столе. Macallan. Виски.

— Ты что… — слова застревают в горле от картины, какую, надеялась, мы уже давным-давно оставили в прошлом.

— С повышением по службе, — поднимая бокал и кивая мне, Эдвард громко смеется, — с полу-банкрота до почти-банкрота. Дело времени, как говорится.

Забывая и о корице, и об ужине, и о чертовом пироге, с трудом делаю несколько шагов до кухонной тумбы. Останавливаюсь, застывшими глазами наблюдая за мужчиной.

— Ты пьешь…

— Ага, — он запрокидывает голову, продемонстрировав распущенный галстук, грязный воротничок белой рубашки и отсутствие одной пуговицы на груди. Пиджак небрежно отброшен на пол, обувь так и не снята — он в ботинках, а штаны, такое ощущение, вытирали все стены нашего коридора. Не удивлюсь, если это было так.

— Ты обещал, что не будешь этого делать.

— Как мне сегодня напомнили, я много кому и много чего обещал…

Это не первый его бокал. И даже не второй. И не третий. Это полбутылки вдогонку к уже выпитому. Глаза в пелене, движения размашистые и раскованные, а дыхание удивительно глубокое. Отпечаток алкоголя уже уверенно разместился на бледном лице. Это не мой Эдвард.

— Ты можешь объяснить, что случилось? — я начинаю злиться. Не столько из-за загадок, которыми говорит, сколько из-за возвращения к спиртному и порче той пятницы, что мы условились сделать человеческой. К тому же, я очень сомневаюсь, что его организм способен сейчас выдержать прежний темп возлияний. Он слишком бледный и измотанный.

Каллен переводит на меня мутные, но в то же время сияющие всеми цветами радуги глаза. Призывно похлопывает по стулу рядом с собой, плеснув виски во второй бокал.

— Я не собираюсь пить, — складываю руки на груди, отбросив к холодильнику корицу и кошелек, — я хочу, чтобы ты мне все объяснил и пошел спать. Немедленно, Эдвард.

Тону своего голоса удивляюсь, но не сильно. Эдвард больше удивляется. И жесткость каленым железном выжигает маску на его лице.

Он поднимается со стула, удержав равновесие. Он делает шаг от стола, забрав с собой бутылку и проигнорировав стакан.

— Я расскажу, — кивает, состроив серьезный вид, — тебя это должно обрадовать, Изабелла. Как никак, твой почитатель взлетел до небес.

— Эдвард, пожалуйста…

— Ладно, — он примирительно поднимает руки вверх, предварительно глотнув прямо из горла обжигающего пищевод напитка, — слушай.

Мне хочется подойти и придержать его. Он стоит в опасной близости к столу и, если упадет, вполне возможно, что разобьет голову. А еще стулья, хрусталь, стекло бутылки…

Но не могу. Запах и здесь невозможен, а возле Эдварда, от него самого… я очень боюсь, что дело кончится очередной грязной раковиной. Боже мой, если это не токсикоз, тогда что?..

— Это сказка об акциях, — откашлявшись, с вступительным жестом фокусника начинает мужчина, — жили-были акции, которые не тужили. Они покупались, продавались, вели безбедное существование и росли, становясь все более ценными членами финансовой пирамидки. Их потолок был довольно близко и все это знали — надо было чуть-чуть подтянуться. Однако вдруг… появился на горизонте самолет. Коричневый, с большими крыльями и огромным эго. Он не представлял опасности, думали они. Он пролетает мимо…, но самолет оказался слишком большим, хоть и едва достроенным. Он махнул крыльями — и акции посыпались со своего пьедестала вниз. Знаешь, как карты, когда выдергиваешь одну из основания, да, Беллз? И так — ба-бах на пол! В реку из сотен тысяч долларов… по лужайкам, лугам, берегам… и безвозвратно.

Он говорит, говорит, говорит и лицо становится все темнее, желваки видны ярче, а ладони слишком сильно сжимаются в кулаки. Чувства в голосе становится больше, ненависть опаляет, ужас отвешивает поклон, а вокруг все становится холоднее. Я с трудом отваживаю себя от желания отшатнуться. Черт подери…