Золотая рыбка - [17]

И когда я поднимаю глаза, заинтересовавшись, чему он обязан, вижу, как стремительно пропадает в специальных выемках вода. Утекает, оставляя пол скользким, но готовым высохнуть меньше, чем через десять минут.

Открывает нам путь к отступлению.

Из ванной Эдвард выводит меня за руку, тщательно следя за тем, чтобы не поскользнулась. Его твердая, теплая, нежная рука увлекает меня за собой и лишает шансов к сопротивлению даже в том невозможном случае, если бы мне его хотелось. Я готова за ним идти. Я не боюсь за ним идти. Мне стыдно, мне холодно, я плачу, но не боюсь. В конце концов, мне не к кому больше обратиться. Я отдала этому человеку не только руку и сердце, но и душу. Обратно потребовать не посмею. Поэтому и иду. Иду и крепко держусь, совершенно не готовая лишиться своего проводника. Только не сегодня…

Впрочем, отпустить ладонь Каллена все же приходится. Чуть мы переступаем порог скользкой ванной и пропадает возможность расшибить голову о плитку, Эдвард расчетливым движением поднимает меня на руки. Держит под коленями и за спину. Несет к кровати, не сбавляя шага. Ничего не отвечает на мои бормотания с просьбой отпустить.

Что странно, в комнате больше не пахнет спиртным. Все вокруг благоухает ароматом свежести какого-то освежителя воздуха, а мой недавний наряд и туфли растворились в небытие. Их словно бы никогда здесь и не было.

— Платье?..

— Оно тебе больше не понадобится, — утешающе заверяет муж, укладывая меня на простыни. Поправляет их, создавая максимальный комфорт. И присаживается следом.

Как в детстве делала мама, Эдвард подтягивает выше мое полотенце, освобождая немного материи. И именно ей, со знанием дела, вытирает мне волосы. Почти черные от воды.

Все еще не в силах выпутаться из всхлипов, смотрю на него влажными глазами, то и дело смаргивая соленые капельки. Бледность разбавляет румянец, ставший как никогда ярким.

— Извини меня…

От неожиданности он останавливается.

— За что, Белла? — сочувствующе зовет, погладив по плечу.

— Ты знаешь… за все…

Каллен жмурится, покачав мне головой. Не давая ответа, возвращается к своему первостепенному занятию. В первую очередь хочет меня согреть.

Когда волосы более-менее становятся сухими, Эдвард дотягивается до висящего на вешалке рядом халата, сменяя промокшее полотенце на него. Мягкий, такой же махровый и очень, очень теплый.

В жизни не могла подумать, что посреди тропиков мне понадобится согревающее средство. Озноб здесь и вовсе не типичен. Мне никогда не было холодно, стоило термометру выдать температуры выше двадцати пяти градусов.

— Ты не ударилась в ванной? — с озабоченностью зовет мужчина.

— Нет…

— Хорошо, — кажется, ему легче. Это отрицание явно разглаживает парочку морщинок.

Улыбнувшись робкой и нежной улыбкой, слава богу, что не напускной, Эдвард придвигается ближе ко мне. Сам обнимает, гладит по волосам, по коже, по спине. Целует в каждый из висков, затем в макушку. И тяжело выдыхает, покрепче обвив меня пальцами.

— Мне так жаль, Белла, — раскаянно признается, не позволив усомниться в своей искренности. — Эти твари… ты этого не заслуживаешь.

С упоением ощутив, как потихоньку отогревается тело в объятьях мужа, чуточку расслабляюсь.

— Это моя вина. Я допустила оплошность, согласившись потанцевать с ним…, но он был таким напыщенным, он вел себя так вызывающе… я не сдержалась.

Эдвард целует мой лоб, глубоко вздохнув. Тихо и горько усмехается, совершенно не скрывая своей разочарованности. Только не во мне, как предполагала. Исключительно в себе.

— Ты не сдержалась, когда я предложил тебе пожениться, — грустно докладывает он, нежнее держа меня в объятьях, — вот твоя единственная оплошность.

Я морщусь, отчего слезы выступают явнее. Твердо качаю головой, не принимая иного ответа:

— Это моя награда, Эдвард. Без тебя бы я… — прерываюсь, чтобы поцеловать его шею, которая находится в непосредственной близости от моих губ, — в жизни не справилась.

— Без меня тебе бы не пришлось с этим справляться, — дельно замечает он. Расстроенно.

Я немного отстраняюсь, заглянув в родные глаза. Такие близкие, такие теплые и такие… уставшие сейчас. В этой усталости злоба, укор и отчаяние на свою персону. Этого зрелища я не выношу. Я его ненавижу.

— Эдвард, — краешком губ, набравшись сил, улыбаюсь, погладив его по спине, — без тебя бы мне ни с чем не пришлось справляться. Я бы даже не пыталась.

Постепенно отпускает дрожь, прекращает неистово биться сердце, а к коже возвращается нормальный цвет. Я больше смущаюсь и почти не плачу. Я вижу, как светлеет лицо Каллена, пусть пока и неприметно, после моих слов, а потому быстрее прихожу в себя. Начинаю чувствовать, что мы вместе и что здесь и сейчас. Прошлое осталось в прошлом. Судя по небольшому колебанию наручных часов Эдварда на прикроватной тумбе, мы все же отплыли от острова — движемся к материку.

— Ты неповторима, Белла, — произносит муж, избавляя меня от оставшихся слезинок, пробежавших по коже вниз, — твоя преданность, твоя стойкость, ты сама… я восхищаюсь тобой. Я допустил ужасную ошибку, позволив себе влюбиться. Я не должен был и не имел никакого права заставлять тебя испытывать все, что сейчас тебе приходится. Это был самый эгоистичный поступок в моей жизни — жениться на тебе. И самое сокровенное желание — сделать тебя своей. Вот так обнимать, — он усиливает объятья, подкрепляя свои слова действиями, — целовать тебя, чувствовать… ты не представляешь, какое это счастье.