Знойная осень - [28]

Но он отказался от оказанной ему милости, поскольку знал, что ни в чем не виноват, что все обвинения, выдвинутые против него Антонио – заведомо ложные и выдуманы им только для того, чтобы получить возможность занять кресло руководителя.

К тому же оставаться в Лиссабоне после того, как его покинула Элизабет, жить в той комнате, где он держал ее в объятиях, видеть те предметы, до которых дотрагивались ее руки, и не видеть ее самой – все это было для Амарто сродни медленной казни, во время которой его каждую секунду лишали частички души, оставляя в ней только холодное безразличие к окружающему миру.

И он принял предложение своего давнего друга, работавшего преподавателем физики в Коимбре, занять вакантную должность в их университете. Мануэла, узнав о скором переезде из столицы в студенческий город, устроила ему настоящий скандал, выплеснув весь свой гнев и недовольство тем образом жизни, который предлагал ей муж. Она решительно отказалась последовать за ним в Коимбру, о чем прямо заявила и самому Амарто, и своим родителям, которые по-прежнему надеялись на восстановление благополучия в семье их дочери.

И Амарто был только рад такой реакции с ее стороны. Прежнее увлечение Мануэлой, заставлявшее его когда-то прощать ей все ее эгоистичные выходки, теперь безвозвратно прошло, уступив место жалости и недоумению, которые ему с каждым днем все труднее было скрывать. Но вмешательство отца Мануэлы и на этот раз оказало роковое влияние на ход событий. Синьор Аминадо все же уговорил свою дочь отправиться с мужем в Коимбру и даже сумел убедить ее в том, что работа в художественной галерее этого тихого, древнего городка пойдет ей на пользу. Так что Амарто ничего не оставалось, кроме как покинуть Лиссабон в сопровождении своей жены.

По приезде в Коимбру Мануэла вновь вернулась к прежнему стилю жизни, отправляясь после работы на прогулки по многочисленным барам. И Амарто уже не пытался взывать к ее благоразумию, понимая, что это не принесет никаких результатов. К тому же долгое отсутствие Мануэлы по вечерам позволяло ему беспрепятственно предаваться воспоминаниям о днях, проведенных с Элизабет. Амарто понимал, что это не может продолжаться долго, что он должен принять правильное решение и претворить его в жизнь, несмотря ни на что. Но вскоре у Мануэлы, прошедшей в Риме курс психологической реабилитации после попытки самоубийства, произошел новый срыв, и врачи категорически запретили сообщать ей какую бы то ни было негативную информацию, опасаясь необратимых последствий. И Амарто ничего не оставалось, кроме как смириться с существующим положением вещей, утешая себя тем, что это ненадолго, что как только Мануэла пойдет на поправку, он незамедлительно, соблюдая все возможные предосторожности, сообщит ей о произошедших в его жизни изменениях.

Амарто медленно прохаживался между рядами, заглядывая в листки с выполненными заданиями, делая замечания и короткие подсказки. Его взгляд при этом был рассеянным, мимолетным и ничего не выражающим. Он всего на несколько секунд останавливался возле очередного стола, машинально делал устные поправки и сразу же шел дальше.

Но возле парты, за которой сидела молодая девушка с длинными золотистыми волосами, рассыпанными густой волной по ее худеньким плечам, он задержался надолго, находя все новые предлоги для пространных объяснений. Эта золотая россыпь вызывала перед его мысленным взором образ Элизабет, ее голубые глаза, ее счастливую улыбку, тонкий запах ее духов и нежность рук, страстно обнимавших его за шею. Амарто неотрывно смотрел на кудрявые волосы девушки, при этом детально объясняя суть допущенных ею ошибок. Девушка подняла на него немного удивленный и недоуменный взгляд, как бы спрашивая о причине столь пристального внимания к ее контрольной работе. Но Амарто его не замечал, перед его глазами было лицо Элизабет…

Он чувствовал, что может стоять так бесконечно, что может найти тысячи разнообразных причин и поводов для того, чтобы сделать эти объяснения как можно более долгими, только бы видеть перед собой эти золотые волосы, только бы представлять себе любимый образ… Но просьба о помощи, с которой обратился к нему долговязый студент с взлохмаченными от напрасных стараний волосами, заставила его с сожалением перейти к другой парте. Напоследок Амарто все же взглянул на фамилию этой девушки, чтобы, несмотря на ошибки, допущенные ею в работе, поставить ей самый высокий балл. За эти солнечные пряди, которые помогли ему принять единственно верное на сегодняшний день решение.

Элизабет, не отрывая взгляда от глянцевой страницы журнала, который держал в руках пожилой мужчина в массивных очках в роговой оправе, подала сок сидевшему рядом с ним белобрысому мальчику, вероятно, его внуку, и, словно зачарованная, склонилась над журналом, внимательно разглядывая изображенную на его странице репродукцию картины. Это была та самая картина, которая висела в ее номере в отеле Лиссабона. Элизабет хватило одного лишь взгляда на кружащиеся в танце пары, чтобы вспомнить каждую минуту тех двух дней, проведенных с Амарто. Перед ее мысленным взором сразу же всплыла затененная лесная чаща… и губы Амарто, вместе с солнечными лучами, пробивающимися сквозь листву деревьев, ласкающие ее тело.