Знание-сила, 1998 № 08 (854) - [18]
Мы и сами стали ездить к разным ученым. В частности, были у Антона Романовича Жебрака и Владимира Владимировича Сахарова, на кафедре ботаники фармацевтического института, в гостях у Михаила Михайловича Завадовского. Побывали даже у Лысенко. Договорились через секретаря и пришли. Он принял нас в своем огромном кабинете президента ВАСХНИЛ. На вопросы отвечать отказался, но в течение почти трех часов излагал свои «теории». Это была какая-то феерическая белиберда. После этого мы написали заметку в факультетскую стенгазету «Студенты в гостях у Лысенко». Ее нам припомнили как издевательство над Т.Д. А заметка-то состояла из цитат его лекции...»
На факультете я сразу оказалась назначенным комсомольским секретарем курса, так как еще в школе была членом Октябрьского райкома комсомола. Моя общественная деятельность всегда состояла в том, чтобы сделать жизнь как можно интереснее: походы, соревнования, кружки, газеты... Такой я и пришла на биофак. Куратором нашего курса назначили Митю Сахарова, Ляля Розанова — аспирант, работает в факультетском бюро, и Воронцов тоже здесь, он входит в биофаковскую концертную бригаду, у него красивый баритон...Мы с сестрой Лялей сразу стали любимицами старших, которые все были очень интересными, талантливыми людьми, но занимались главным образом культмассовой работой. В это время наступил расцвет биофаковской самодеятельности. Наукой-то заниматься им не давали, вокруг была какая-то чертовщина лысенковская, переливали белок из одного куриного яйца в другое...На кафедрах генетики, дарвинизма — кошмар, да и на других не многим лучше.
• Факультетская газета «Советский биолог» 1955 года. Тут была помещена заметка «Студенты в гостях у Лысенко»
* Иван Иванович Шмальгаузен — академик„ теоретик эволюционного учения; основные труды но сравнительной анатомии, эволюционной морфологии, закономерностям роста животных, факторам и закономерностям эволюции
— Они захватили кафедры в 1948 году. — вступает Воронцов. — Невежественная дамочка из мордовской сельхозопытной станции — Фаина Куперман — стала профессором кафедры дарвинизма, жуткая личность — Ной Ильич Фейгинсон — «возглавил» кафедру генетики, на место академика Шмальгаузена пришел полуобразованный журналист из журнала «Яровизация» Федор Андрианович Дворянкин, фанатично преданный Лысенко. Желание протестовать было колоссальным, потому что выносить это было невозможно. В это время было написано знаменитое письмо трехсот биологов в ЦК против Лысенко. С биофака его подписали три профессора: Борис Александрович Кудряшов, Леонид Викторович Крушинский и Яков Авадьевич Бирштейн. И парторганизация решила организовать на них охоту. Тогда написали еще одно письмо в поддержку первому, под которым я собирал подписи и, горжусь этим, собрал больше тридцати подписей профессоров и преподавателей. Среди подписавших письмо были зоологи Борис Степанович Матвеев, Владимир Георгиевич Гептнер, в общем нравственная соль биофака.
— У нас распределение по кафедрам еще впереди, — продолжает Наталья Алексеевна, — а пока, летом после первого курса, — практика в Чашниково и. как положено, в конце практики — заключительный костер. Приехали старшекурсники: Коля Воронцов, Слава Старобогатов, Егор Заварзин (он сейчас академик). Ляля Розанова и с ними папа Я — организатор, суечусь, у костра идет концерт, предстоит отвальный банкет... И вдруг неожиданно просится выступить «доморощенный хор студентов биофака». Мы, говорят, споем вам частушки. Выходят к костру и поют... Когда я их слушала, то прямо умирала со страха, потому что понимала, что это — кошмар, и что последствия будут. А частушки были такие:
«Когда Бог протоплазму из хаоса создал, за ним лишь голубь мира сквозь щелку наблюдал. И кое-кто еще, о ком болтать не надо, и кое-кто еще, о ком молчать нельзя». (Все знали тогда, что «голубь мира» — это Опарин.)
«Посадки гнездовые, посевы по стерне, скачки межвидовые похерены втуне. И кое-что еще, о чем болтать не надо, и кое-что еще, о чем молчать нельзя».
«Из пеночки — кукушку, из елочки — сосну, зачешешь тут макушку, поверишь в сатану. И в кое-что еще, о чем болтать не надо...»
«Пастера мы прокляли и Моргана сожгли, и в соловом растворе бессмертье обрели. И кое-что еще, о чем болтать не надо...» (содовый раствор — это «изобретение» Лепешинской).
«Мы верили, бывало, в живое вещество, теперь оно пропало, с ним кое-кто еще...»
«Из вирусов — кристаллы, бактерии — в грибы, подобные забавы теперь осуждены, и кое-что еще, о чем болтать не надо...»
Часть куплетов писал Старобогатов, что-то Боря Юрцев, что-то Егор Заварзин, что-то папа. Среди исполнителей из девочек была только сестра Ляля. Остальной состав хора: Андрей Антонов. Коля Воронцов, Лева Киселев, Миша Критский, Алеша Северыов, Егор Заварзин.
Представляете себе! А ведь это 1955 год, Хрущев еще не выступал. Вдобавок, после этого они спели гимн морганистов, переделанный генетиками из «Катюши»: « Ой, ты песня, песня менделистов, ты лети к Трофиму в кабинет. И новатору, гиганту мысли наш формальный передай привет. Пусть он помнит гены и гаметы, хромосом редукцию поймет, пусть картофель бережет на лето, а науку — Мендель сбережет». Поднялось что-то невообразимое, писк, визг, вопли: «Позор!». Ведь у костра сидели и преподаватели. Да и факультет тогда был биолого-почвенный, а почвоведы были в основном не москвичи, все воспитанные на агробиологии. В общем — скандал. Утром, когда мы уезжали, меня пока еще под общий хохот вынесли из лагеря вперед ногами, как покойника. Так закончился первый курс.
