— Василий Саввич! — хитро улыбаясь, прерывала его шумное ликование какая-нибудь пожилая шумная коммунарка. — Да ты чего это так шеперишься? Велика ли честь да радость от лишнего рта? У меня вот их цельное беремя, кажный год так и сыплются, так и сыплются, а я ничего. Пошто ты задаешься?!.
— Эх, какая ты непонятливая! — одушевлялся Василий. — Совсем это разное: то у тебя при прежней, при старой жизни ребята шли, в обузу тебе да в тягость были, а то нонче!.. Совсем разное!.. Нонче я ничего не боюсь! Не пропадет мой Владимир Васильич! В полных он правах с самых пеленок, с первого, как говорится, крику!.. Вот оно в чем дело!..
На радостях Василий ухитрился достать немного водки и появился в деревне полупьяным. Его немного пошатывало, он шел по пыльной улице, волоча за собой бурое облако, и пел несуразную какую-то песню.
Влас встретился с ним возле своего дома. Василий потянулся к нему и закричал:
— Товаришш!.. Друг!.. Прости ради всего! Загулял я немножко! Душа с радости взгорела!..
— Напрасно, — покачал головой Влас. — Ох, напрасно, Василий. Разве при новой-то жизни потребно да к лицу глаза водкой заливать?!
— Понимаю! Чувствую!.. — ударил себя в грудь кулаком Василий. — До самой печонки чувствую!.. Ну, не могу!.. Горит все во мне!.. Крутит!
— Ты, гляди, не закрути до беспамятства! Остерегись!.. Иди домой, проспись, да возьми себя в аккурат...
— Остерегусь!.. Ну, верь слову, друг, остерегусь!.. Как ты сказал, так и сделаю!.. Иду! Прямой дорогой иду домой!..
И он, действительно, направился к некипеловскому дому. Влас поглядел ему молча вслед. «Колобродит старое в мужике», подумал он. «На ниточке, пожалуй, новое-то в ем держится...».
Но на следующий день Василий забежал к Власу трезвый и сконфуженный:
— Оплошал я вчерась, Влас Егорыч. Совестно мне тебя. Уж так-то совестно!
— Ладно! — махнул рукою Влас. — Хорошо, что своевременно выправился.
— Своевременно! — Василий схватил Власа за руку. — Пойми, какое дело! Ранее у меня, коли попадет немного в голову, так я остановиться не могу, тянет на запой! Тянет, язви ее!.. А тут, самому удивленье: вчера хлебнул пару стаканчиков, а в голове все время и долбит: — доржись, Василий! доржись! не подгадь!.. Ну, видишь, нонче не подгадил...
— Этак хорошо, — одобрил Влас.
— Уж, конечно, хорошо! Лучше и не надо!.. Ты знаешь, — доверчиво потянулся он к Медведеву, — ребята совет мне подают Владимира Васильича моего в рабочий да в крестьянский праздник актябрить, в день Октябрьской революции. Согласен я! Пущай!.. Ну, только я тогды себе снова разрешение сделаю на два стаканчика. Можно это, по-твоему, как думаешь?
— Можно-то оно можно, — рассмеялся Влас, — да, гляди, не сдай!
— Нет, не сдам!..
6.
Больше недели побыл Влас дома, успел всюду побывать, во все щели хозяйским взглядом проникнуть, обо всех делах коммуны разузнать. Но не удосужился только потолковать, познакомиться с головкой, с руководителями коммуны. А поглядеть на управителей колхоза, пощупать их ему очень хотелось. И так, может быть, и уехал он бы, не повидавшись с Зайцевым и Лундиным, но подвернулся Николай Петрович и устроил Власу встречу с обоими.
До того, как свести Власа с Зайцевым и Лундиным, Николай Петрович стороной завел с ними разговор о Медведеве, рассказал о том, как тот ушел от коммуны и как теперь в нем наметился перелом.
— Мужик характером крепкий, — прибавил Николай Петрович. — Такой уж если войдет в коммуну, будет распрекрасным активистом.
Встреча состоялась как бы случайно. Шел Николай Петрович с Власом по деревне, свернули к правлению коммуны, тракторист беспечно и равнодушно предложил:
— Завернем-ка, Влас Егорыч, на огонек. Люди толковые. Поговорим.
Влас согласился.
В правлении были только трое — Степан Петрович, Зайцев и Лундин. Председатель ухмыльнулся, завидев Власа:
— Здорово, гость долгожданный! Совсем ты нонче городским заделался!
— Здорово! — сдержанно поздоровался Влас. — Здравствуйте-ка, хозяева.
— Хозяев тут, пожалуй, нету, — многозначительно ответил Зайцев.
Лундин вцепился проницательным взглядом в Медведева и весело сказал:
— Здорово, здорово, хозяин! Нонче все хозяева!
Беседа не клеилась. Николай Петрович почувствовал это и беспомощно оглянулся на Лундина. Тот понял его.
— Кончается у тебя, товарищ, отпуск? — спросил Лундин Власа.
— Кончается. Навастриваюсь в обратный путь.
— Осенью кончаете стройку? Намечено, слыхал я, под крышу подвести швейфабрику к октябрьской годовщине. Поспеете?
— Стараемся. Народ с охотой работает, кроме, конечно, некоторых. Поспеем.
— А после куда?
Влас взглянул на Лундина и, встретившись с его поблескивающими глазами, отвел свои в сторону
— А после видно будет.
Лундин засмеялся:
— Правду говорят про тебя, что упрямый! Не сдаешься!
— Как это? В каком смысле?
— Сам понимаешь.
— Не спорь, Влас Егорыч! — вмешался Степан Петрович. — Не спорь! Доказал ты свое упрямство.
Николай Петрович беспокойно заерзал.
— Что об этом толковать! — кинул он недовольно председателю. — Какой интерес о прошлом спорить!
— Верно! — спохватился Лундин. — Что было, товарищ Медведев, то прошло. Было у тебя прежде одно мнение, ну, ошибнулся ты несколько. Теперь по прошествии времени по новому опыту может явиться в тебе другое мнение, правильное и верное. Так я говорю, а?
