— С комсомолом свяжись! Слышь, садовая голова, с комсомолом!
— Да я, дяденька Миколай Петрович, бегаю к им!
— Бегаю!.. — рассвирепел тракторист.— Что ты — лошадь, аль што?.. И притом какой я тебе, чорт, дяденька? Ты меня по-человечески, скажем, по-пролетарски, кличь: товарищем!.. Брось старорежимную ерунду!..
5.
Артем жил рядом с Василием. В некипеловском доме, в горницах, где десятилетиями наливалась раньше и пухла Устинья Гавриловна, кипела теперь балахонская вольница, звенели крикливые бабьи голоса, пищали ребятишки.
Вместе с васильевыми тонкошеими и остроносенькими девчонками, как и на Балахне, бегали здесь мальчишки Артема, лазили по крышам и выворачивали кирпичи из-под высокого крыльца с точеными столбами.
И вечерами, в свободное время, Василий сходился с Артемом где-нибудь на куче сваленых бревен или на низкой длинной лавке, устроенной еще Некипеловым под окнами, и вяло толковал о том, о сем.
В те дни, когда Василий закрутился с кормовыми делами, он перестал было встречаться с Артемом по вечерам. Но после беседы в столовой он ухватился за балахонцев. Ухватился за Артема. Он поймал его вечернею порою во дворе, увел в угол и крепко насел на него:
— Ну, как же, Артем? Шуровать надо! Сказывал, перешерстить коих следует! Просмотреть народишко!?
— Надо! Без отказу надо, Василий!
— А как?
— Как?.. — Артем сморщил нос, словно собираясь чихнуть, — об этом понимающих ребят допросить придется. Партейных.
— Кто ж у нас из своих-то в партейных ходит? — озабоченно стал соображать Василий. — Петрован Михайловский, кажись, записывался, што ли?
— Не один Петрован! — напомнил Артем, — многие подобные состоят... В ячейку стукнемся, там поспрошаем, про все разузнаем. Помощь дадут там.
— Дадут? — почему-то недоверчиво переспросил Василий.
— Обязательно! — упрямо и уверенно подтвердил Артем. — Обязаны! На том сидят!
Партийная ячейка ютилась в пристрое возле сельсовета.
В ячейке Василий и Артем нашли почти всю партийную и комсомольскую головку в сборе. Красный огонек лампы сквозь закопченое стекло сеял тусклый и неверный свет. От красного огонька, от тусклого света тени по стенам шарились расплывчатые и широкие. В сумраке низкого помещения от этих теней казалось многолюдно, казалось, что комната переполнена людьми и что в ней некуда ступить новому человеку. Но Артем и Василий вошли сюда свободно, у стола на скамье нашлись для них места. И прежде чем сесть, Василий и Артем враз громко сказали:
— Здравствуйте-ка!
— Здорово!
На них оглянулись, и кто-то ответил:
— Здравствуйте, здравствуйте!
Василий и Артем сели и стали тихо слушать и ждать.
За столом спорили. Коротко остриженный молодой парень тыкал пальцем в лежащую перед ним книжку и сердито кричал:
— По директивам!
А перегнувшийся к нему через стол председатель коммуны Степан Петрович крутил головой и перекладывал из брезентовой сумки бумаги. Перекладывал их, равнял одну с другой, чтобы лежали ровно, невозмутимо твердил парню:
— Да и я по директивам! У меня свои, брат, директивы!
— Должен согласовать! — сердился парень. — Должен увязывать!
— Я увязываю. Вот в протоколе...
— А ты самовольством занимаешься! Знаешь, за это куда тебя потянуть следует?
— Знаю. У меня все записано. Оформлено, брат...
— Оформлено! — бушевал парень. — Протоколы! А протокол он твой — что? Бумажка, да и все!
Степан Петрович хитро ухмыльнулся:
— Выходит, товарищ Зайцев, что и директивы твои тоже вроде бумаги. Всего и делов!
— Как так? — опешил. — То партейная директива, а то — протокол. Не путай!
Василий придвинулся к Артему и тихо спросил:
— Новый какой-то. Откуль?
— Из города. Секлетарь поставленный.
— Жучит Степана Петровича.
— Стало-быть, заслужил!
Степан Петрович поглядел на них и тронул парня за плечо.
— Вы, ребята, по какому делу? — спросил Зайцев, поворачиваясь к Василию и Артему.
Артем всей грудью налег на стол и засверкал глазами.
— Слышь? — заторопился он. — Слышь, дела какие выходят: желаем пересмотр образовать! Перешерстить!
— Он пишется в середняках, — вмешался Василий, боясь, что Артем не так объяснит, как надо, — в середняках, а по размышлениям и поступкам он кулацкой породы!..
— Об чем вы, ребята? — насторожился Зайцев. — Не ясно мне. Ясности не понимаю.
— Ясность... — Артем посмотрел на секретаря, на Степана Петровича, а потом, вздохнув, сказал Василию:
— Валяй ты! Обсказывай.
— Я сейчас... — заторопился Василий. Он даже встал на ноги и начал скрести пальцами покрытый газетною бумагою стол.
— Почему такое получается? — покраснев от натуги и непривычки говорить перед внимательными и насторожившимися слушателями, заторопился он. — Неправильно! Пошли мы в колхоз, в комуну, бьемся, что наладить обчую жизнь, а другие подсмеиваются и вредят!
— Кто вредит?
— А кто больше? кулаки!
Степан Петрович притянул к себе свои бумаги и положил их деловито в сумку.
— Где ты, Василий, опять кулаков нашел? Бузишь!
— Их искать не надо! — опять выскочил Артем. — Они округом понасели! Сколь хошь их округом осталось!
— Буза! — махнул рукою Степан Петрович. Но Зайцев остановил его:
— Не мешай. Дай мужику высказаться. Не путай.
— Не путай, это верно! — обрадовался Василий поддержке со стороны Зайцева. — Мне спутаться недолго. Не привыкший я докладать...
