Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной - [156]

Несмотря на занятое лето, Нина Михайловна продолжала хлопотать о возвращении в Ленинград, хоть в глубине души и не очень хотела этого. «Побывала в Собесе, — писала она К. А. Морозовой 10 декабря 1946 г. — Сказали, что Дом старых ученых 5 XII официально открыт, но путевок еще не дают. Предложили на днях снова наведаться. Я рада новой задержке: тяжело возвращаться в город, где жили дружной семьей»[1727]. Ситуация прояснилась только к концу декабря 1946 г. 18 декабря 1946 г. Нина Михайловна вновь писала К. А. Морозовой: «Как Вы знаете из „Правды“, Дом ученых в Л[енингра]де открылся 15 XII. Мне обещали путевку в пансионат ст[арых] ученых и надо добывать билет и транспорт здесь и там. Устала я от 5-ти лет скитаний, хотя Москва привлекает возможностью работы и надеждой на весну и поездку с телескопом на юг, но — это все журавли в небе и надо ловить синицу!..»[1728]

Возвращение в Ленинград

Таким образом, в самом конце 1946 г. Н. М. Субботина вернулась наконец в Ленинград. Нерадостным было это возвращение домой. М. Н. Неуймина написала об этом: «Возвращение в Ленинград в 1945 г. было крайне печальным и тяжелым: почти вся большая семья Субботиных погибла, квартира разрушена снарядом, библиотека и имущество пропали. С присущей ей энергией и настойчивостью Н. М. Субботина добивается комнаты в Ленинградском „Доме для престарелых ученых“. Вскоре она получает и персональную пенсию»[1729].

Дом для престарелых ученых, в котором поселилась Субботина, располагался тогда в самом центре города, на улице Халтурина (сегодня — улица Миллионная) — дом № 27. Когда в 1867–1872 гг. строился дворец для великого князя Владимира Александровича (1847–1909), выходящий фасадом на набережную Невы, был реконструирован и переоборудован под квартиры для служащих примыкавший к дворцу Гофмейстерский корпус, выходящий фасадом на улицу Миллионную. После революции 1917 г. дворец превратился в Дом ученых, каковым является до сих пор, а в выходящем на улицу Миллионную корпусе организовали сначала общежитие для ученых, а потом и Дом для престарелых ученых. По словам историка архитектуры В. С. Измозика, «В разное время здесь жили академик литературовед М. П. Алексеев, директор Пулковской обсерватории С. И. Белявский, литературовед Л. Б. Модзалевский, академик-востоковед В. В. Струве и другие»[1730]. Конечно, перечисленные выше ученые жили в отдельных квартирах, расположенных в одном из крыльев дома, но и в той части, в которой располагался Дом для престарелых ученых, условия были очень приличными.

Сегодня в этом здании расположена академическая гостиница. Нам не раз приходилось останавливаться в ней, работая в том числе и над этой книгой. Это простой, но старинный дом с толстыми стенами, небольшими комнатками, в которых находятся такие же небольшие окошки, но с высокими потолками; с узкими изломанными коридорами. Он почти не перестраивался. До сегодняшнего дня в коридоре можно увидеть, например, старинное напольное зеркало в тяжелой потемневшей раме или не менее старинный телефонный аппарат. Совсем не трудно представить, как Нина Михайловна медленно проходила по этим коридорам, направляясь в свою маленькую, но совершенно отдельную комнату… (хотя из разрозненных упоминаний можно понять, что в начале жизни в Доме у Н. М. Субботиной была соседка по комнате). Кроме собственного чистого, сухого, теплого (иногда относительно) и тихого жилья, Дом для престарелых ученых предоставлял своим постояльцем повседневное бытовое обслуживание, питание, медицинский уход и помощь, хотя, конечно, наладилось все не сразу.

Уже 25 декабря 1946 г. Нина Михайловна рассказывала о своей новой жизни К. А. Морозовой: «…моя (рука. — О. В.) все еще болит и я стараюсь поменьше выходить одна. Доехала на стреле благополучно. Здесь подали машину (встречали из Д[ома] ст[арых] ученых, но по приезде потребовали 150 р.!). Насилу устыдила шофера, чтобы взял половину. В общем, дорога обошлась в 465 руб. Здесь еще не совсем готово. 2 дня не будет питания — дают кипяток, хорошо, что я взяла носильщика в М[оскв]е и Л[енингра]де, взяли по 60 р. = 120 р. В ДПУ еще не все обитатели. Милая и почтенная Буланова умерла, др[угие] не приехали, и я одна в [комнате], плохо топят <…>[1731]»[1732]. Но, несмотря на трудности и временную неустроенность, Субботина тут же возобновила наблюдения Солнца. Правда, для этого требовалась определенная литература, купить которую было не на что, и Нине Михайловне пришлось искать выход.

НКСО отказался оплатить расходы[1733], а переезд в Ленинград обошелся очень дорого. И, как и в подмосковном Доме инвалидов, большую часть пенсии Нине Михайловне приходилось отдавать за свое содержание. Денег, как водится, не хватало. Она написала новое заявление в Комиссию по назначению персональных пенсий с просьбой о новом пересмотре пенсии, в котором описала свою ситуацию: «Прошу произвести перерасчет моей пенсии за дороговизну и за последние 4 м[еся]ца с 1/Х 46. Я получаю 400 р[ублей] и переехала в Ленинград. Общежитие ст[арых] ученых, т. к. в Москве не нашла себе комнаты, а в Л[енингра]де все погибло во время осады и моей эвакуации. Прошу также о прибавке к пенсии в виду того, что я вношу в общежитие 320 рублей. Мне остается на личные расходы и выписку книг всего 80 р[ублей] в месяц. Денег на дорогу М[осковское] соц[иальное] об[еспечение] не дало, и я израсходовала всю свою пенсию за XII и 13-й м[еся]ц. Заработка не имею ввиду инвалидности 1 кат[егории]»