Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - [92]
В ответ Женя только улыбнулся. Я поблагодарила его и высказала уверенность в том, что стала в классе обладательницей самого богатого подарка. И чуть было не ляпнула, что Женя – самый галантный колхозник в деревне Неймышева, да осеклась и прикусила язык, боясь его обидеть.
‹…›
Сданы экзамены, скоро выпускной вечер. Мама по этому случаю купила мне в сельмаге ситца на платье, но шить его было некому, денег для общего стола недоставало, а занимать – значило отдавать. Она по этому поводу переживала больше меня. Я ее успокаивала тем, что аттестат зрелости для нас важнее, чем вечер, потому решила не идти на «бал», а остаться в интернате.
К тому времени малышня уже разъехалась по домам, и он опустел. Все девчонки нашего класса решили фуфыриться к выпускному вечеру у нас в интернате. Я сидела за длинным столом в углу столовой и, словно на театральное представление, смотрела, как еще вчерашние школьницы вдруг на моих глазах превращались в девушек, красивых и стройных. Они накручивали волосы на большой раскаленный железный гвоздь, школьными цветными карандашами красили губы и брови, пускали в ход вместо пудры зубной порошок. В наши годы даже слово «косметика» не употреблялось. Пахло дешевыми духами, ваксой, паленым. Еще бы, сегодня разрешено накраситься, прихорошиться, стать непохожей на всех, выделиться.
На меня никто не обращал внимания, все были заняты своими новыми платьями, собой. Может, с той самой поры не любила я никогда выпускные вечера, а всегда считала их ярмаркой тщеславия. Зато по душе был праздник последнего звонка. Все не в меру суетились, красовались, восторгались, поднимали друг другу настроение.
И вот наконец все выщелкнулись, все готовы, осталось оглядеть друг друга и одобрить. В самый момент ухода ко мне подошла Машка.
– А ты-то чё сидишь, как идол каменный?
– Жду, когда вы освободите помещение, не хочу толкаться. Идите, я быстро соберусь и догоню вас.
В душе было пусто и одиноко. Только легко сказать, что надо одерживать победу над материальными трудностями, а ты попробуй их одержи в шестнадцать лет, да сохрани рассудок, не наделай лишнего. Помню, что тогда я задумалась всерьез о справедливости. Неужели даже перед смертью мы не равны? Мой отец погиб, Машкин тоже погиб, но почему у нас разные пенсии?
Как хорошо, что никто не знает о моем решении пересидеть вечер в интернате, но так хочется побыть со всеми вместе в последний раз, повеселиться.
У нас был прекрасный, дружный класс: все будут ждать меня. Нет, идти мне не следует; в черной старой форме я буду как грязное пятно на белом. Такой и останусь у всех в памяти. Разве мало было и без этого печальных моментов, о которых забыть нельзя. Какой-то однодневный наряд, а как испортил окончание школы!
И тут показалось, что мимо интернатских окон прошла завуч со свертком в руке. Быстрой походкой влетела она в интернат и скороговоркой начала прямо с порога:
– Не вздумай отказываться, Таня! На, примерь мое подвенечное платье.
Завуч вынула из свертка уже не белое от времени, старомодное шелковое, но красивое платье. Я онемела, вытаращила на нее глаза от изумления, не решаясь его взять в руки.
Платье мне было в самый раз, но длинное, как и положено невесте. Жаль, что туфли не подошли.
– Что у тебя есть на ноги?
– Тряпичные тапочки, они когда-то были белые.
– Быстро втирай в них зубной порошок.
Бог да добрые люди, как говорится, собрали меня. Это сейчас балы с восточной роскошью, а тогда у нас было не просто скромно, а бедно.
Наш вечер проходил в обычном классе, освобожденном от парт. Посреди поставили придвинутые вплотную старые учительские столы, взятые из других классных комнат. Кушанья принесли из дома родители, они сейчас сидели с нами за одним столом. В классе стоял дурманящий запах сирени.
Говорили слова напутствия, пышных речей не было, музыка не звучала. Не помню, был ли баян, но помню, что танцевали под пластинки тут же, отодвинув столы. На «балу» ко мне внезапно подошел мой одноклассник, сын директора школы, встал передо мной в позу, располагающую к легкой болтовне, и неожиданно выпалил:
– Метиска, ты самая умная девчонка в классе, а здесь самая красивая. Нет, вру! Ты самая красивая во всем Благовещенске.
– И не только, – ответила я с серьезным видом. – Я самая красивая во всем Туринском районе, а может, и в Свердловской области.
Он засмеялся и отошел.
Я, не дождавшись конца «бала», поспешила в интернат переодеться, а когда вернулась, то оказалось, что пришла уже к шапошному разбору. Мы встретились всем классом на другой день, посадили березы у новой, строящейся уже не первый год школы, а после, взявшись за руки, вместе с классным руководителем пошли гулять в лес.
Мы пели, грустили, клялись, что обязательно встретимся, да не один раз, но этому не суждено было сбыться: все пути-дороги наши разошлись…
После приехала тетя Вера по нас с Машкой на лошади, мы уселись на телегу и укатили восвояси, но сейчас мы были уже другие, чем год назад.
Дорога в институт сразу по окончании десятилетки мне была, по материальным соображениям, заказана.
Глава 32. Девушка с характером
В июне 1960 года я закончила школу, а в июле пенсию за убитого отца нам не дали. «Пусть дочь идет на работу», – сказали маме. Слава Богу, работа вскоре нашлась. Заведующая детсадом в Ленске временно, сроком на три месяца, взяла меня воспитателем: началась отпускная пора.
В сборник «Долгая память» вошли повести и рассказы Елены Зелинской, написанные в разное время, в разном стиле – здесь и заметки паломника, и художественная проза, и гастрономический туризм. Что их объединяет? Честная позиция автора, который называет все своими именами, журналистские подробности и легкая ирония. Придуманные и непридуманные истории часто говорят об одном – о том, что в основе жизни – христианские ценности.
«Так как я был непосредственным участником произошедших событий, долг перед умершим другом заставляет меня взяться за написание этих строк… В самом конце прошлого года от кровоизлияния в мозг скончался Александр Евгеньевич Долматов — самый гениальный писатель нашего времени, человек странной и парадоксальной творческой судьбы…».
Автор ничего не придумывает, он описывает ту реальность, которая окружает каждого из нас. Его взгляд по-журналистски пристален, но это прозаические произведения. Есть характеры, есть судьбы, есть явления. Сквозная тема настоящего сборника рассказов – поиск смысла человеческого существования в современном мире, беспокойство и тревога за происходящее в душе.
Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.
Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.
Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».
Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы».
Недаром воспоминания княгини Александры Николаевны Голицыной носят такое название – «Когда с вами Бог». Все испытания, выпавшие ей и ее детям в страшные послереволюционные годы, вплоть до эмиграции в 1923 году, немыслимо было вынести без помощи Божьей, к которой всегда обращено было ее любящее и глубоко верующее материнское сердце.
Эта книга – уже третье по счету издание представителей знаменитого рода Голицыных, подготовленное редакцией «Встреча». На этот раз оно объединяет тексты воспоминаний матери и сына. Их жизни – одну в конце, другую в самом расцвете – буквально «взорвали» революция и Гражданская война, навсегда оставив в прошлом столетиями отстроенное бытие, разделив его на две эпохи. При всем единстве незыблемых фамильных нравственных принципов, авторы представляют совершенно разные образы жизни, взгляды, суждения.
«Сквозное действие любви» – избранные главы и отрывки из воспоминаний известного актера, режиссера, писателя Сергея Глебовича Десницкого. Ведущее свое начало от раннего детства автора, повествование погружает нас то в мир военной и послевоенной Москвы, то в будни военного городка в Житомире, в который был определен на службу полковник-отец, то в шумную, бурлящую Москву 50-х и 60-х годов… Рижское взморье, Урал, Киев, Берлин, Ленинград – это далеко не вся география событий книги, живо описанных остроумным и внимательным наблюдателем «жизни и нравов».