Живая защита - [85]

— Согласен, — с облегчением выговорил Москалев.

— В таком случае, я тоже. Если шинники могут…

— Опять?

— Не ершись. Опять! Ну и что?

— Ничего…

— Ну-с, хорошо… На том и порешили. — Осипов повернулся к Борцову. Не стало прежнего рассудительного человека. Появился жесткий командир, который не терпит возражений. — Сейчас уточните потребности каждого предприятия. Чтобы ничего лишнего. Без дураков. Вместе с директорами прикиньте график подачи порожняка, уборки груженых вагонов. Порядок работы с предприятиями оформите своим приказом.

Не дожидаясь ответа Борцова, уверенный в четкости исполнения, он встал, захлопнул папку.

— До свидания, товарищи…

Потускнел Осипов в глазах Дементьева. Так хорошо начать и так паршиво кончить! «Стареет, стареет…» — с сожалением думал Андрей Петрович, усаживаясь в машину позади начальника дороги.

— В управление, — приказал Осипов. Посмотрел на часы. — Через десять минут сетевое селекторное совещание. Сам министр.

«Сам министр…» — повторил для себя Дементьев. Значит, он, как и все заместители начальника дороги, должен быть в студии.

— После селекторного поедем в депо. Сегодня пришла первая группа электровозов. Надо посмотреть, что за звери будут у нас работать…

Эти слова — для шофера. Чтобы наперед знал, куда ехать. К электровозам Дементьев не имел никакого отношения. Это хорошо. Селекторное кончится вечером. Зачем терять остаток дня на смотрины электровозов? Эка невидаль!

Осипов надавил на белый клавиш на щитке автомобильных приборов. Машину заполнила музыка: «Маяк» передавал популярные мелодии.

— И ты поедешь, — заглушил музыку голос Осипова.

— Хорошо, — тотчас ответил Дементьев. «Пошел бы ты к черту!» — выругался в душе.

Разговор с директорами обесцветил радость общения с Осиповым. А тут еще смотрины! Дементьев почувствовал себя жертвой стареющего человека, далекого от интересов жизни, но пока еще, к сожалению, имеющего большие права. Разве можно рассчитывать на поддержку его угасающих сил? Если все рассказать, как на исповеди, не поймет. Слишком стар. Надо все делать самому. Но смелее! Нечего жевать варежку. Может быть, даже хорошо, что он такой. Не будет лезть в каждое дело, руки фактически развязаны…

Машина остановилась у подъезда управления.

5

Недовольный Топырев протянул Матузкову потертый лист.

— Читай! — Рассерженно засопел, выколачивая из мундштука табак. — Скоро не только пожары, крушения начнем делать.

Письмо было на листе школьной тетради, коряво написанное фиолетовыми чернилами. Вверху косая строчка: «Топыреву. Разобраться и доложить». И закорючка вместо подписи.

«…На станцию меня свернули на боковой путь. Думаю, неспроста. Попался хороший поезд, и — на приколе оказался. Кричу дежурному по станции, он как раз на перроне стоял: «В чем дело?» А он тычет рукой в хвост моего состава. Я спрыгнул на землю, отошел от паровоза, а в хвосте дым хлещет. Побежал туда с помощником. Оказалось, у цистерны букса горела. Потушили. Дело оказалось простое. Смазка до шейки оси не доставала, воротник буксы почти сгорел. Так ездить не годится. Надо что-то делать…»

— Читай! — протянул Топырев новый лист.

«…Докладываю. Прибыл я на станцию, осмотрел ранее отцепленную цистерну. В средней части щетка польстера сгорела, по краям остался обугленный войлок. В передней части пружина польстера сжата, он, значит, польстер, при движении поезда неправильно стоял, потому что был подтянут. Ну и подшипник выплавился, конечно. На шейке оси были задиры…»

— Цистерну осматривал ты!

Гришка вернул оба листа.

— Уж чего-чего, а польстер знаю как должен стоять. Не мог я пропустить.

— В прошлый раз тоже не мог? А у других почему-то все вагоны идут исправно, только у тебя… Как случай с буксами, так обязательно ты замешан.

Топырев густо задымил.

— Зови Дедюха.

Подумал Гришка: «Чинуша, бюрократ! Разобраться из хочет, выслушать не хочет!.. Поседел на этой работе, а ума не набрался…» Он был уверен: чтобы перед начальством показать себя хорошим, Топырев затевает какую-то возню. И в этой возне плохо будет Гришке, потому что цистерны с горящими буксами действительно осматривал он. Хотя бы раз проверил этот Топырев его работу после осмотра! Найди упущение, тогда ругай. А так, за полсотни километров, мало ли что с вагонами может случиться? За все и отвечай?

Пришел Дедюх. От лежания в больнице его лицо была непривычно бледным, на обожженных руках протянулись фиолетовые рубцы. Он сел напротив Топырева, успокоенно вздохнул. После беготни вдоль составов приятно было вытянуть уставшие ноги, расслабиться.

Прочитал предложенные Топыревым бумаги.

— Ну и что?

— Как что? Пусть горят буксы?! Надо спасибо людям сказать, замечают, поезда останавливают!

— А я при чем? — блаженно потягивался Дедюх. — Ты начальник, тебе дальше видно. Управляйся.

Топырев волновался. Вразумительно объяснить бы своему одногодку Дедюху и этому юнцу, спокойно сказать два-три твердых слова, и поняли бы, какой колун висит над их головами. Но Топырев не мог сдерживаться. Нервов не хватало. На собраниях критику выслушивай, а в ответ голос не повышай. Обиду от незаслуженных упреков большого начальства тоже сложи внутри себя да плотненько упрессуй, чтобы не кочережилась. А душа-то не резиновая! Нет-нет да и брызнет наболевшее по какому-либо шву. Зачем ломаться перед Дедюхом? Знают они друг друга вдоль и поперек. Вместе холостяковали, к девкам шатались, вместе слесарили в вагонном депо. Зачем душу неволить, когда рвутся наружу беспощадные слова по адресу бракодела?