Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [59]

Шрифт
Интервал

; закапывание выкидыша в подызбице[604]; захоронения под избой (часто под порогом) младенцев[605]. Второе соображение, говорящее в пользу этой связи, — структурное сходство надмогильных памятников (голбец в первом значении) с домом, ср. с этой точки зрения высказывания о том, что голбцы (1) могут послужить материалом для изучения архаических форм жилища[606]. Для интерпретации внутренней структуры жилища предположение о связи «низа» (подполья) с умершими, а «верха» с живыми оказывается особенно важным, если учесть семантику космологической вертикали, где эта связь постулируется.

Глава III

ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ЖИЛИЩА

Вертикальная плоскость восточнославянского жилища трехчастна. Две границы (пол и потолок) делят ее на три зоны (чердак, жилое пространство и подполье), каждой из которых приписывается определенное содержание. При этом следует иметь в виду, что эта трехчастность, будучи поздней по своему происхождению, тем не менее соотносится с более архаической моделью, при которой в роли границ выступали крыша и земляной пол, делившие космическую вертикаль на небо — дом — подземелье. Как мы увидим ниже, смысловое наполнение этих зон во многом сохранилось и для поздних вариантов.

Верхняя граница жилища — крыша — и связанные с ней представления в основном нами уже описаны (см. выше). Здесь же следует отметить, что крыша осмыслялась не только как граница между верхом (небом) и низом (миром людей), но и между внешним и внутренним применительно к вертикальной плоскости. Обычно данное противопоставление трактуется в горизонтальном плане. Однако многими наблюдателями было отмечено особое отношение восточных славян к идее покрытости — непокрытости[607], причем все то, что покрыто и имеет верхний предел, оценивалось положительно, непокрытое — отрицательно.

Как сама изба, так и все в избе должно быть покрыто (закрыто), причем это правило относится не только к посуде, ведрам, бочкам, но и человеку, покойнику, колодцу во дворе и особенно к женщине, что отразилось в соответствующих циклах пословиц, поговорок, загадок, запретов. Ср. характерное в этом смысле проклятие: «Чтоб тебе ни дна, ни покрышки»; ср.: «Девка не без жениха, горшок не без покрышки»; ср. также весь цикл пословиц, относящийся к Покрову: «Батюшка Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду женишком»; «Батюшка Покров, покрой мать сыру землю и меня, молоду!»; «Придет Покров, девке голову покроет». Отсюда и «неприличность» выхода из дома (из-под крыши) без головного убора (особенно без платка для замужней женщины), ср.: покрытка (ю. — рус.) — «девка, вынужденная паденьем своим покрыть голову платком или очепком, причем обычно коса не убирается под платок»[608]; ср. также ритуальное покрывание невесты платком и обряд ее открывания в доме жениха[609].

Любопытно, что крыша осмыслялась в числе «женских» элементов жилища (ср. соответствующие загадки). Впрочем, в этот ряд входили все те части дома, которые имели отверстие (стена, печь и т. п.), в то время как вертикали, и прежде всего столбы (ср. о кониках), наделялись мужской сущностью. Вероятно, именно в этом контексте следует понимать обычай, в соответствии с которым обрывали крышу дома нецеломудренной невесты или выставляли на крышу разъезженное колесо (Подольск, губ.)[610].

Связь крыши с космическим верхом подчеркивается солярной семантикой орнамента подзоров, различного рода наверший, изображающих птиц, аналогичных оформлению верхушки мирового дерева. Вообще следует отметить, что верх жилища украшался в гораздо большей степени, чем низ, причем с особенной заботливостью украшались подволоки, потолки, крыша[611]. Кроме всего прочего, внимание уделялось и силуэту крыши, который акцентировался такими деталями, как курицы и коньки (ср.: «Курица и конь на крыше — в избе тише»)[612]. Внутренними границами вертикального плана жилища являются пол и потолок. Пол — нижняя граница жилого пространства и отделяет его от подполья, а потолок — верхняя граница и отделяет его от чердака (укр. горище), что делает вертикальную структуру жилища трехчастной. В текстах, описывающих локализацию людей и не людей (например, домовых, «родителей» и т. п.), последние «живут» как раз чаще всего в подполье или на чердаке[613].

Пол стелется поперек так называемых переводин, в направлении фасад — выход, что приобретает значимый характер в некоторых обрядовых ситуациях. «Сваты садятся на лавке так, чтобы им смотреть вдоль половиц — это значит, что они пришли „сватом“»[614]. Во время «смотренья», после выхода невесты, жених брал ее за руку и они становились оба на одну половицу так, чтобы к образам всегда становился жених, а к дверям — невеста. В этой позиции они обменивались кольцами[615]. Связь половиц с идеей пути и, в частности, в его ритуальном осмыслении — с центральной идеей переходных обрядов — можно проследить по свадебным текстам, где половица «читается» как вариант пути, ср.:

Расшатнитесь-ко народ люди добрые,
Дайте не со множечко пути дорожки широкия
С одну дубовую мостовиночку[616].

То, что здесь употреблен один из синонимов половицы — мостовиночка


Рекомендуем почитать
Цивилизации

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.


Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

В работе исследуются теоретические и практические аспекты русской идеи и американской мечты как двух разновидностей социального идеала и социальной мифологии. Книга может быть интересна философам, экономистам, политологам и «тренерам успеха». Кроме того, она может вызвать определенный резонанс среди широкого круга российских читателей, которые в тяжелой борьбе за существование не потеряли способности размышлять о смысле большой Истории.


Дворец в истории русской культуры

Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).


Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.