Жилище в обрядах и представлениях восточных славян - [58]

Шрифт
Интервал

. Аналогичный обряд зарегистрирован в Вологодской губ.[585]

Любопытно, что печь соотносилась даже с этическим аспектом поведения. Белорусы, «желая остановить нескромные речи…, замечают рассказчику: „Печь у хаце!“»[586]. Ср. украинское: «Сказав бы, та пичь в хати»[587].

Значимые элементы печи в некоторых ритуализованных ситуациях могли метонимически обозначать печь или даже весь дом (ср. выражение смотреть загнетку — т. е. осматривать хозяйство жениха в свадебном обряде). «Сидеть на загнетке» в подблюдных песнях предвещает вечное девичество, ср.:

Я на печи сижу,
Заплатки плачу,
Еще посижу
Еще поплачу[588] (с тем же смыслом).

Из целого ряда свадебных текстов видно, что заслонка в контексте свадьбы связывалась с невинностью невесты. В Тверской губ. на следующий день после свадьбы ряженые ездят с помелом и печной заслонкой, «объявляя» тем самым о происшедшем событии.

Чело — передняя стенка печи — также было отмечено в сфере религиозных представлений. У печного чела произносились заговоры (например: «Ахти мати — белая печь! Не знаешь ты себе ни скорби, ни болезни, ни щикоты, ни ломоты; так и раб божий…»)[589]. В случаях воровства денег в чело вмазывали рублевую бумажку с соответствующим заговором[590]. Иногда со следов вора снимали мерку и вешали ее в трубу, чтобы укравший так же иссох, как эта мерка[591].

Основной смысл различных суеверий, связанных с печной трубой, заключается, видимо, в том, что труба — это еще один канал связи с внешним миром, причем нерегламентированный человеком. Поэтому, например, незадолго до приезда жениха в Вятской губ. забивали отверстие печной трубы, чтобы «еретники» не могли «оборотить» гостей в волков[592].

Материалы по терминологии печи, с одной стороны, и тексты, описывающие устройство мира, с другой, дают основание предположить, что печь, как и дом (будучи основной его сущностью), входит в систему перекодировок между микро- и макрокосмом. Ср., например, такие термины для обозначения частей печи, как чело, щеки, ноги, плечи. Дальнейшая конкретизация антропоморфного образа печи, как мы уже видели, связана с приданием ей женской сути. С другой стороны, обычны тексты, в которых печь обозначает космос. Ср., например, загадки с отгадкой «Небо, звезды и месяц» типа «Полна печь перепечей, среди печей — каравай»[593]. Наконец, с домашним огнем связывался весь комплекс представлений о предках и о «Начале», что видно уже из одного факта жертвоприношения у печи (если учесть семантику всякой жертвы как исходного материала для воссоздания «начальной» ситуации). Это подтверждает и связь домового с печью[594] (ср. одно из его названий — запечник). Хозяина дома (старшего) называют «дымной шапкой», от хозяйки, по русской народной поговорке, должно пахнуть дымом[595]. На связь печи с народной космологией (а следовательно, и с «Началом») указывает характерная с этой точки зрения роспись печи, особенно у украинцев[596].

Непосредственно у печи располагается так называемый печной, или подовый, угол, который также имел названия середа, кут, бабий угол, теплушка, чулан. Эта часть избы — исключительно женская, противопоставленная по этому признаку пространству у дверей (т. е. более внешнему), так называемому подпорожью — мужской части избы, где работал, а иногда и спал (на конике) хозяин. Бабий угол отделял от остальной части избы пирожный брус. По мнению историков жилища, термин середа утратил свой истинный смысл[597].

Бабий угол (кут) и занавески вдоль пирожного бруса — постоянные характеристики внутреннего пространства русской избы в свадебной поэзии. Бабий угол в ней — место невесты. Ср.:

Не велел сударь батюшка
Далеко мне расхаживать,
Широко мне разглядывать.
Мне отвел только батюшка
Он единую половочку —
От печи только до — кути[598].

Выход невесты из этого угла в красный угол (светлицу) является значимым в ряду символов, используемых для описания свадьбы. Ср.:

Не ходи-ко, да красно солнышко,
Ко переднему да большу углу[599].
Меня господи благослови, дочь кручинную,
Идти — выступить душе красной девице
Из милой, из любимой из колпицы
Во светлую хорошую светлицу[600].

Специфически северная особенность организации околопечного пространства связана с тем, что печь ставили на некотором расстоянии от стены (запечек), где оборудовали чулан (шомныш, голбец) и откуда нередко шел ход в подполье. На термине «голбец» и обозначаемом им круге понятий стоит остановиться прежде всего потому, что голбец непосредственно связан с подпольем и, следовательно, с вертикальным членением внутреннего пространства севернорусского дома. Семантика этого слова включает несколько значений, из которых особый интерес для нас представляют три: 1) деревянный памятник в виде домика на могиле (волог., новгор., костр., владим., нижегор., казанск., калужск., брянск., орл., ворон., донск., сарат., оренб., тобольск., томск., вост. — сиб.)[601]; 2) названная выше пристройка у печи с входом в подполье; 3) само подполье или погреб (перм., оренб. и др.)[602]. Все эти три значения представляются нам близкими, если учесть общее для всех трех основание — связь с некоторыми специфическими формами захоронения: похороны под домом, в подполье, распространенные у заволжских старообрядцев


Рекомендуем почитать
Цивилизации

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.


Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

В работе исследуются теоретические и практические аспекты русской идеи и американской мечты как двух разновидностей социального идеала и социальной мифологии. Книга может быть интересна философам, экономистам, политологам и «тренерам успеха». Кроме того, она может вызвать определенный резонанс среди широкого круга российских читателей, которые в тяжелой борьбе за существование не потеряли способности размышлять о смысле большой Истории.


Дворец в истории русской культуры

Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).


Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.