Жила в Ташкенте девочка - [23]
В беседке на куче тряпья лежала Верка, а рядом с ней, тыкаясь мордочками в ее бок, копошились два крошечных слепых щенка: белый и рыжий. Я задохнулась от счастья.
Лунатик взял в руки белого щеночка и заявил, что раз он первый увидел это чудо, то этот белый красавец отныне принадлежит ему. Я поспорила немножко, но решила потом примириться. Конечно, белый был гораздо лучше, но, пожалуй, право было на стороне Володьки. Верка не сердилась, что мы трогаем ее детей, и даже лизнула мою руку.
Мы долго играли со щенками; стоило поднести к их ртам мизинец, как они пробовали сосать его.
Я завернула Рыжика в подол своего платья и стала укачивать его и баюкать, но он вертел мордочкой, скулил.
И вдруг в беседке стало темно. Откуда ни возьмись, совсем не слышно, появился на пороге Иван Петрович. Он, всегда такой сладкий и приветливый, сейчас выглядел очень грозно. Мы с Володькой даже не поняли, что его рассердило.
— Ах, вот в чем дело! — протяжно сказал он. — Вы, значит, решили скрыть от взрослых эту гадость? Нет, нет, это надо выбросить.
— Это? — Я не поняла. — Что — это?
— Хватит во дворе детей, собак, щенков! Я не собираюсь жить на псарне. Щенков надо утопить. Володя, бери их и иди за мной.
— Что он хочет сделать? — Я замерла, глядя, как Лунатик, шмыгнув носом и подтянув штаны, послушно схватил белого щенка.
— Не имеете права! — неожиданно для самой себя закричала я. — Это не простые щенки, это очень ценная порода. Это не только Володькины, тут мой один.
— Ах, вот как, барышня? — насмешливо произнес Иван Петрович, останавливаясь. — Ну хорошо. Своего оставьте себе.
«Спасать, так уж красавчика», — подумала я и, выхватив из рук Лунатика беленького, отдала ему рыжего.
— Пошли, пошли, — торопил Иван Петрович.
Верка глухо заворчала и, не глядя на меня и на белого щенка, понуро пошла за Володькой.
Я окаменела, а мысли так и прыгали в моей голове. Как это я отдала этого клочкастого рыжего! Наверное, Верка его, некрасивого, еще больше любит! А Иван Петрович сейчас зашвырнет его куда-нибудь. Нет, спасать надо, во что бы то ни стало, скорее, скорее! Я положила белого щенка на тряпки и со всех ног не помня себя помчалась по саду, быстро перелезла через загородку, бегом к купальне, где пролом в глиняном дувале ведет на старую заброшенную батарею — полигон. Тут почти у самого нашего дувала большая яма, наполненная гниющей водой, красной от множества каких-то мелких букашек.
Бегу, а через разрушенный забор навстречу мне уже лезет Иван Петрович, длинноногий, страшный, похожий на журавля с вытянутой шеей. В одной руке он держит за шиворот визжащую и извивающуюся Верку, а другой тянет за рубашку бедного сопливого Лунатика, ревущего во все горло. Я как вихрь мчусь мимо, карабкаюсь через дувал — вот и яма, так и есть, здесь щенок. Вот он. Вот его слепая мордочка высовывается из воды. Он еще не утонул — отчаянно бьет лапками.
Вот я и в воде. Ноги по колено увязли в теплой грязи. А вдруг здесь пиявки? Я не умею плавать, а глубоко ли в этой грязной луже — не знаю. Я очень боюсь, и даже жалость к щенку не может заглушить во мне чувства страха и отвращения. Но щенок опять высунул из воды мордочку и пискнул. Еще шаг — и я по уши в грязной вонючей жиже. Задрав кверху подбородок, я держу в руках щенка и визжу от радости и страха. Кто-то черный вдруг кидается на меня с берега с громким лаем и выхватывает у меня рыжего щенка — Верка!..
— Он нас у самого забора отпустил, — говорит Володька, протягивая мне руку. — А мы с Веркой как побежим обратно!
Раз! И Володька, поскользнувшись, сам растягивается в грязи, но еще миг — и мы оба на берегу, а Верка с радостным лаем кидается то к нам, то к своему рыжему мокрому сыну, копошащемуся на сухой зеленой траве.
И вот, мокрые и грязные, мы греемся на солнце, сушим свою одежду и раздумываем о том, что нам будет от старших за это купание. Верка облизывает щенка, а заодно и наши ноги. Видимо, она поняла, что мы, как и она, боролись за его жизнь. Потом она берет зубами щенка, наверное, очень осторожно и ласково, и мы неторопливо возвращаемся обратно. И у самого дувала нас встречают моя бабушка и обе тетки: Таня и Вера.
ПОЛКАН
Я назвала рыжего щенка Полканом. Даже Верка признавала, что Полкан мой и ее, а больше ничей. Белый Бобик стал бегать по всему двору, как только открылись у него глаза. А к Полкану Верка никого не подпускала, кроме, конечно, меня. Бобик бегал со всеми ребятами, лез на соседний двор, даже на кухню, где жил Володька-Лунатик, хотя Иван Петрович не раз выкидывал его за шиворот. Странно: как мне сначала понравился этот щенок? Зато потом я была к нему равнодушна. Другое дело Полкан…
Пожалуй, между нами было сходство. Оба темные, оба лохматые. Это подметила мама; может быть, она говорила так в шутку. Но это было верно.
По натуре я была веселой, и он тоже. Я любила бегать, и он бегал за мной. Он хватал меня за платье, я падала на землю, он прыгал мне на грудь и лизал мои щеки. Я хохотала, он лаял.
Скоро мы подружились так, что нас редко видели отдельно. Я в сад — он за мной. Я в лавочку — и он за мной. В купальню он бросался с такой же стремительностью, как я, только он умел плавать, а я барахталась на ступеньках.
