Жила в Ташкенте девочка - [21]

— Я пойму, мама, вот честное слово, я все пойму, ты только расскажи!

Мама улыбнулась мне; мы опять шли, дружно держась за руки, и я затаив дыхание слушала.

— Приедешь в кишлак, а там люди живут по старым правилам и не знают, что пришла пора жить по-другому. А здесь, на Востоке, труднее всего живется именно женщинам… Разве могу я сказать, какое мне до этого дело! Разве не женское дело помочь другим женщинам!

Я пристыженно молчала.

— На берегу Чирчика есть огромный кишлак, мы туда уже раза три ездили, а я еще не во всех бедных домах побывала. Там всего три дома богатых, хороших, с настоящими застекленными окнами. По вечерам там зажигают светлые керосиновые лампы. В этих домах живут мулла и два бая. Важные, одетые в красивые халаты! В комнатах ковры, пестрые чистые подушки! А остальные домики… туда и влезть страшно: маленькие, глиняные, крыши заросли травой. Вместо окон круглые дыры, зимой их затыкают тряпьем, а все равно холодно. Там, конечно, и ламп нет, где им взять керосин! Только кора — чирок, самодельные сальные коптилки. А ребятишек там полным-полно, все они полуголые, всегда голодные, даже зимой босые. Если подрастет мальчик, его стараются отдать в услужение мулле или баю — там хоть объедками накормят. А девочку даже в услужение не полагается отдавать.

— Ну и не надо девочек отдавать в услужение! — запальчиво воскликнула я.

— Кормить нечем, ты понимаешь! Родители целый день работают, а прокормить семью не могут, ничего ты не понимаешь!

— Понимаю, — виновато прошептала я.

Но мама как будто не слышала.

— Девочку можно продать кому-нибудь в жены. Кто чуть побогаче, покупают себе таких жен — девятилетних девочек. Их бьют, заставляют делать тяжелую работу, кормят той же пищей, что и дворовых собак, а жаловаться некому! Если девочка плохо работает, хозяин ее выгонит как бездомную собаку, и ей совсем некуда деваться! Это, пожалуй, страшнее, чем твое катание в дырявом корыте! А ты считаешь, что вмешиваться в жизнь этих детей не мое дело!

Я не знала, что ответить, и виновато молчала, но мама и не ждала от меня ответа.

— Когда в бедной семье рождается девочка, мать знает, какая печальная судьба ожидает ее ребенка. Мулла так и говорит: девочка рождается в наказание за грехи, так решил аллах. Еще мулла вот что говорит: если чему-нибудь суждено пролиться, пусть прольется сыворотка. Если кому-нибудь суждено умереть, пусть умрет женщина.

Потрясенная, я молчала, но мама все продолжала и продолжала рассказывать… Ну что же, я сама просила, а теперь даже слушать тяжело.

— Девочка вырастает, становится женщиной, а все равно ей живется не лучше. Она бесправная и забитая. Если надоест своему мужу, он может прогнать ее и отобрать у нее ребенка, а жаловаться некому. А ты и твоя бабушка говорите мне: «Это не твое дело…»

Мама на минутку умолкла, а когда заговорила, голос ее стал мягким и ласковым:

— А в семьях бедняков, наперекор этим злым обычаям, люди любят друг друга, любят своих детей, страдают, но не знают, что порядки могут быть другими… Бесправие, нищета, болезни! Какими только болезнями не болеют в этих домах, похожих на норы! Сколько умирает маленьких детей! Есть дети с глазами печальными, как у стариков, — у них страшная болезнь, которую тут так и называют — «собачья старость». Пендинская язва, малярия… Люди слепнут от трахомы… И лечит опять-таки невежественный мулла — врачей там нет! Разве он лечит? Он только у них отбирает последний хлеб… Нет, надо торопиться и скорее, скорее изменить эту плохую жизнь.

— А как? — почти в отчаянии спросила я, и мама задумалась.

— Как? — переспросила она, помолчав. — Объяснить людям, что дальше так жить нельзя, что они имеют право на другую жизнь. Объяснить, что женщина такой же человек, как мужчина, что мулла и баи — злые, ленивые обманщики. Прогонять из кишлаков людей, которые мешают всему новому…

— А кто мешает?

— А вот послушай! — Мама притянула меня к себе поближе и, обняв за плечи, переменила шаг, чтобы идти в ногу. — Недавно женщины в одном кишлаке потихоньку рассказали мне, как начальник милиции отбирает у бедняков рис, деньги и говорит, что этого требует Советская власть. Этот человек дружит только с богатыми людьми, ходит к ним в гости. Над бедняками смеется, говорит: аллах создал бедных и богатых и так должно быть всегда.

— Ну и как же, мама?! — опять заволновалась я.

И мама, взглянув на меня, улыбнулась.

— Успокойся! Прогнали его. Оказалось, что при царе он был урядником, а теперь опять пролез к власти. Ему дали такую работу потому, что он грамотный, а грамотных людей в кишлаках нет, и это тоже беда, ужасная беда, Иринка. И я никак не успеваю тебе рассказать все о нашей работе. Это замечательно, что женщины поверили мне, что я хочу помочь, и пожаловались на этого царского урядника. Но иногда люди боятся и не жалуются, а мы все же ищем способ узнать, как живут люди. Ну скажи: нужная это работа?

— Нужная, самая нужная! — убежденно сказала я и изо всех сил стиснула мамины пальцы.

Но мама как будто не почувствовала и не ответила на мое пожатие. Она продолжала:

— Нет грамотных… Шестнадцать мальчиков ходят учиться к мулле. Родители платят за это продуктами и деньгами. А научился грамоте один из шестнадцати.