Жестокий броманс - [24]

Я объяснил, что мы с дядей Лешей и покойным дядей Лысым делали так постоянно. Малолетки не поверили. Денис говорит:

– Это вы перед нами понты кидаете. Чурка у вас под крышей и тупо вам должен. Если надо, он вам целый ящик пива бесплатно даст.

Я позвонил Насиму и сказал, что должен за четыре «клинского». Так я сбил Лехе весь пафос.

На улице, несмотря на гнусный запах сирени, было очень хорошо. Я разглядел даже звезды в небе. Обычно в такое время меня накрывают мысли о суициде, но сегодня, по случаю обретения Лехи, я решил сделать что-то позитивное.

Леха содрал крышку со своей бутылки и оперся о чугунные перила. Внизу проплыл катер со школотой. Я спросил Дениса и Фархода, почему они не отмечают последний звонок, он же вроде сегодня.

– Мы не хотим, – ответил Денис.

– А в гости хотите? – спросил Катин папа. – У меня эллинг в Кронштадте. Уже можно купаться, наверное.

– Мы там уже были, – ответил Фарход. – Мы с Катей не коррелируем.

– Это почему, интересно, ты не коррелируешь с моей Катей? – завелся Леха. – Ты типа такой гордый, да? Может, тебя отмудохать, чтобы ты стал попроще?

– Пожалуйста, не надо меня мудохать, – попросил Фарход. – Я предпочитаю находиться вне вашего дискурса и вашей системы жизненных координат.

– Давай его хотя бы выпорем, пока ювенальную юстицию не ввели? – настаивал Леха.

Фарход – добрый мальчик, он не любит, когда все ссорятся, особенно из-за него. Он сказал:

– Давай!

– Думаешь, я не смогу? – спросил Леха. – Ты у моей дочки парня отбил.

Леха вытащил из штанов ремень, сложил его и вжарил Фарходу. Фарход вскрикнул и вцепился в перила.

– И мне тоже, – попросил Денис.

Леха матюгнулся и выбросил ремень в воду. И тут случилось страшное: Фарход полез к нему обниматься. У него свое понимание дружбы народов, очень тактильный мальчик. И вот Катин папа мечется по набережной, одной рукой сдирая с себя малолетку, а другой придерживая штаны. А Фарход кричит, что Аллах любит его. Кстати, у малыша священный месяц Рамазан. И сейчас он не пьян, а тупо стебется над Лехой. Денис обнимает Катиного папу с другой стороны и заявляет, что Спаситель наш, Иисус Христос, тоже его любит. Катин папа теперь весь в Господней любви.

Парочка китайцев шарахнулась, увидев это. Фарход сжалился над Лехой, дал ему свой ремень, у него узкачи, ему без надобности. Мы еще минут десять смотрели на катера, на воду и на светло-фиолетовое небо.

– Это всё очень грустно, Дима, – говорил Катин папа. – Национальную идею мы просрали. Моя дочь влюблена в гомика. Я раб системы. Аня умерла. Лысый умер. Давай мы хотя бы тебя сделаем счастливым. Какой адрес у Оксаны?

Оксана живет в таунхаусе, в Павловске. Леха настаивал, что надо поехать к ней и сказать, что она грязная шлюха, но я отказался. Мы вернулись к Насиму и украли еще пива, пока он делал вид, что спал.

Светало. На улицах уже не было ни одной машины, на канале – ни одного катера, пьяные компании все куда-то делись, город как будто вымер после ядерной бомбардировки. Денис и Фарход ушли ко мне домой, только мы с Лехой еще стояли на набережной канала Грибоедова и совершенно не представляли, что нам делать.

– Тут недалеко офис Навального, – вспомнил Леха. – Мерзкий тип! Помнишь, что он ляпнул после пожара в «Зимней вишне»?

– Не помню.

– Короче, общий смысл такой: ему все эти погибшие дети до пизды, они для него только повод, чтобы Путина сместить.

– На самом деле они и мне до пизды, – признался я. – На самом деле единственное, что меня волнует, это я сам.

Леха вздохнул и уставился в бледно-голубое небо. Я решил, что он сильно устал, сейчас рухнет и заснет, но товарищ прокурор в этот момент размышлял о вечном. И так он стоял и стоял, запрокинув голову, и я еще подумал, что выгляжу, наверное, таким же идиотом, когда на меня находят экзистенциальные страдания.

– Ты великий грешник, – изрек наконец он. – Ты используешь детей в своих эгоистичных целях. Ты думаешь только о себе. Я помогу тебе убить себя. Пошли!

Я вовсе не хотел, чтобы Леха помогал мне убивать себя, и несколько раз сказал ему об этом. Мы бродили по Подъяческой и искали кирпич. Возможно, чтобы привязать мне на шею? Я объяснял, что одного кирпича мне не хватит, я не Муму, которая весит три кило. Но Леха продолжал свой бессмысленный поиск.

Мы подошли к грузинской пекарне. Там работает очень странный парень: полдня он дрыхнет, полдня месит тесто. У него все время ни хера не готово, я с ним уже несколько раз скандалил. Сейчас он не дрых, а месил тесто. Я спросил, готово ли у него хоть что-нибудь. Он сварганил нам два огромных хачапури.

– У вас, чисто случайно, нет кирпича или большого хорошего камня? – спросил Леха. – Нам оно нужно для правого дела.

Грузин очень странно посмотрел на Леху и принес кирпич. Они недавно ремонтировали крыльцо, просто беда с этими ступенями, крошатся каждый год.

Леха направился на Вознесенский. В одной руке недоеденный хачапури, в другой кирпич. Я – за ним. И вот мы стоим перед огромным окном, за которым видны ряды компьютерных столов. Днем там обычно тусуется политически озабоченная школота, которая хочет наладить жизнь в стране, а сейчас пусто.