Жестокий броманс - [26]

– Короче, – говорю я, – автобус подъедет к «Московской». Вы пойдете по переходу, выйдете слева и сядете на тридцать девятый.

– Не напрягайся. – Хуршед хлопает меня по колену. – Самолет не сегодня. Вещи у тебя положим, погуляем, а завтра полетим.

– Саша-джон! – Бахти виснет на моей шее. – Саша-джон, мы будем тихо. Еще невеста подарок купить надо.

Хуршед начинает ржать непонятно над чем.

– Ну? – я заглядываю в его наглые глаза.

– Ничего, ничего, потом скажу. Ты один живешь?

– Один, и что?

– Короче, этот долбоеб еще девственник.

– Ты охуел? – я толкаю его в бок. – У меня не таджикский бордель.

– В багаж. Ты не сдашь духи и лак, – напевает Хуршед. – Мы сейчас поедем к тебе.

– Саша-джон, пожалуйста! – Бахти пританцовывает в проходе, как левретка, – мы ненадолго, я же твой друг.

Пожилая тетка с ведром нарциссов рявкает:

– Молодые люди, хватит скакать, вы и так своими вещами все заставили!

Другие пассажиры перестают клевать носом и смотрят на нас исподлобья. Мы едем дальше молча, глядя в окно.

– Откройте заднюю дверь, – требует Хуршед на площади Победы.

Мы вываливаемся из автобуса как бараны, ручки сумок цепляются за чьи-то ноги, пластиковые пряжки трещат, Хуршед матерится, Бахти постанывает от натуги.

– Куда тебе столько барахла? – я даю ему подзатыльник.

Вещи брошены в коридоре, Бахти с Хуршедом забились в ванную, торчат там уже полчаса. Стучу им:

– Пол не залейте, вы уедете, а мне с соседями разбираться.

Хуршед оприходовал мой фен, Бахти отталкивает его от зеркала и старательно зачесывает свою волосню. Брызгается моим парфюмом.

– Ну, мы пощли?

– Куда это вы пошли?

– Саша-джон, ты обещал! – Бахти смеется и подмигивает мне. У него хорошее настроение. У таджиков всегда хорошее настроение, потому что они курят много травы. – Я тебе все что хочешь привезу. Я вернусь через месяц. Я быстро женюсь. Слушай, Саша-джон, полети со мной?

– Что мне там делать?

– В гости… – они всегда приглашают в гости. Им это раз плюнуть. Гостеприимный народ. Я еще не видел ни одного русского, который бы хотел к ним в гости, но они нам всегда рады.

* * *

– Видел, как этот мудак магазин назвал? – хихикает Бахти. – «Сикаман»! Значт, он всех ебат будет.

– Скажи ему «каракет маймун», – шепчет Хуршед. – Ну, скажи.

Хозяин-узбек щурит и без того узкие глазки. Бахти берет пиво и презервативы, хозяин лыбится:

– У меня вчера таджичка отсосала за двести рублей. На тебя похожа.

– У меня вчера твоя мамаша отсосала за сто, – отвечает Хуршед. – И сам ты конченый пидор.

– Бар кутак та! – узбек показывает ему вслед средний палец.

Бляди водятся недалеко отсюда, в «кармане», где стоят фуры. Вести переговоры приходится, конечно, мне. Чуваки хотят снять одну на двоих. Почему не двух за ту же цену? Меня всегда волновал этот вопрос. Может, они думают, что две бляди возьмут дороже?

Фуры выстроились в ряд, водители полулежат в кабинах, треплются друг с другом, дремлют, скучают. Здесь как-то особенно жарко и пыльно, воняет выхлопными газами, на пожухлой траве – старая резина, посеревшие бутылки, ветошь. Я в этом пекле за полдня сошел бы с ума, а эти еще и ебутся.

У проститутки обычная внешность: худая, на вид лет тридцать, волосы давно не мыты и отливают красным. Похожа скорее на продавщицу или уборщицу. Там стояла и другая, помоложе, но чуваки выбрали эту. Логично: если страшная, значит, меньше берет.

– А может, у вас там еще семь человек? – блядь мнется. – Не, не пойду. Я еще жить хочу.

– Девушка! – ей свистят сверху. Дверь кабины старого «Вольво» открывается, оттуда падают резиновые шлепанцы. – Девушка, идите к нам!

Водила спрыгивает за тапками, на нем мятая клетчатая рубашка и треники, мокрые волосы торчат сосульками. Таджики разглядывают его и смеются.

– Чего это они? – удивляется блядь.

– Настроение хорошее.

* * *

Хуршед предлагает мне поебаться первым.

– Каракет маймун, ты за кого меня принимаешь?

– Как хочешь, – он расстегивает штаны.

Жопа у него знатная – крепкая, ровного золотистого цвета, как из солярия. У белых порноактеров на жопах бывают прыщи, синяки, шерсть, а этот чистенький, хоть сейчас снимай. Я сижу в кресле напротив, пью пиво и наблюдаю, как его темный член въезжает в тело русской дуры. Гастер вставляет продавщице. Тоска…

Бахти примостился рядом, курит, ждет. Хуршед знай себе долбит шмару, даже не вспотел, только джинсы с трусами снял, чтобы не мешали.

– Саша-джон? – шепчет Бахти. – Пошли на кухня, у меня один пакет ест.

– Сидеть! – командует Хуршед. – Смотреть, учиться!

Бахти закатывает глаза.

– Давай. – Хуршед слезает с бабы и брезгливо снимает презерватив.

Бахти потерянно смотрит на меня, на блядь, на двоюродного брата.

– Слушай, может, ты мне скидка сделаешь? У него хуй большой, а у меня маленький.

Тетка трясется от смеха, сжимая коленки.

Бахти тоже хохочет и пытается надеть презерватив, резинка соскальзывает и шлепается на простыню. Хуршед что-то говорит, Бахти вспыхивает и кидается вон из комнаты.

– Отстань, он, наверное, не хочет.

– Не хочет? Такого не бывает!

Тетка мигом одевается и исчезает, я едва успеваю сунуть ей деньги.

Хуршед на кухне орет что-то по-таджикски, Бахти влетает обратно в комнату: