Жертва - [25]

Она согласно кивнула. Ударом ноги распахнув дверь, Шейсаллех выступил вперед. Она толком не вида, но кажется, в него что-то полетело. Мужчина даже не дернулся. Щелчок пальцев, переливчатое шипение и ее слуха достигли многочисленные глухие удары об землю.

– Избиение нагхалесят, – проворчал Тирршан. – Никакой защитной магии.

– Откуда ей тут взяться? – отозвался Шейсаллех. – Любимая, поторопись. Они будут спать не больше получаса.

Аэлиша осторожно выглянула из дверного проема. Дворик перед церквушкой был просто устлан людьми. Она вздрогнула. Вооруженными людьми. Вилы, топоры, косы – как они не порезались, толкаясь перед входом. Около которого обнаружились вязанки с сухостоем. Их действительно решили поджечь. Немного масла и веток – и деревянная церквушка превратилась бы в пепелище за пару часов.

– Но почему они не успели? – потрясенно прошептала она, обходя лежащих вповалку людей.

– Трусость – только и всего, – Тиршшан брезгливо отпихнул мешающие пройти вилы. – Кто решит взять на себя смелость поджечь церковь? И бога в ней, – хохотнув, закончил он.

Угрожающий взгляд в его сторону зубоскал решил игнорировать. Шейсаллех все-таки пристроил руку на ее талии, и осторожно вел между валяющихся тел. Одно из которых ей было знакомо лучше прочих.

– Шейсаллех, подожди!

Аэлиша резко свернула вправо. Мужчина недовольно цыкнул, но проследовал пару шагов за ней.

– Вот, – она указала пальцем на валяющегося лицом в траве Томаса, – он мне отец?

Мужчина подошел ближе и присел на корточки.

– Нет, – лаконично ответил Шейсаллех.

– А можешь разбудить его?

Мужчины переглянулись. Молча подхватили упитанную тушу того, кто последние двадцать три года назывался ее отцом, и потащили прочь. Завернув в ближайший переулок они сбросили Томаса прямиком в дорожную пыль. Легкий пасс рукой и мужчина глухо застонал. Шатаясь и упираясь дрожащими руками в землю, он принял сидячее положение и осоловело огляделся по сторонам. Как только его взгляд прошелся по ее лицу, то в мутных глазах вспыхнуло так знакомое Аэлише отвращение и гнев.

– Ты-ы-ы… тва-а-арь, кха, кха… – Томас схватил себя за горло и выпучил глаза.

– Еще одно грубое слово в адрес моей невесты и ты сдохнешь, – ровно произнес за ее спиной Шейсаллех. Злость на обман жениха сразу скатилась на несколько позиций, зато чувство досады на собственную мягкотелость возросло настолько же.

– Невесты?!

– Ты мне не отец, – вместо ответа произнесла она.

Лицо Томаса посерело. Короткие пальцы скребли по груди, словно бы мужчина страдал сердцем.

– Откуда ты… Нет! Не возможно!

– Кто мои родители? Говори или… – многозначительный кивок за правое плечо отразился в поросячьих глазках волной паники.

Но Томас был бы не Томасом, если бы из его рта вновь не полилась грязная брань. Пришлось Шейсаллеху продемонстрировать свою силу еще раз. И для просветления в «батюшкиной» голове приложить эту голову об стенку ближайшего дома разок другой. Методы ее жениха оказались более чем эффективны.

Запинаясь и давясь через каждое слово, Томас поведал ей, что она – дочь его когда-то сотоварища по торговле. Вместе они держали в столице лавку, вложившись в это дело поровну. Однако, спустя время прохвост (тут уж Томас не мог удержаться) Бертран вздумал жениться. На беду избранницей стала юная девушка, на которую и сам Томас имел виды. Однако же барышня, что каждый день посещала их лавку, выбрала совсем не его. Томас исхитрялся и так и эдак, но родители не стали неволить свое дитя и через месяц Бертран и Ханна поженились. Томас затаил злобу. Даже то, что Бертран оставил все дело ему, а сам с нуля принялся возводить собственное, не смогли смягчить завистливое сердце. Масло в огонь добавило и то, что очень скоро дела у бывшего товарища резво пошли в гору. Стремясь увеличить свои доходы, Томас женился на Омелии, наследнице и единственной дочери у состоятельной пары из верхнего города. Но ее приданого хватило ненадолго. Торговля хирела, жена была нелюбима, а у Бертрана все шло как по маслу, а вид цветущей Ханны, что носила под сердцем дитя, бередил душу неимоверно.

Стремясь насолить счастливчику хоть как-нибудь, Томас придумал чудовищный в своей бесчеловечности план. Распродав все, он уехал из города. Выждав пол года, купил двух наемников и приказал выкрасть и принести ему дитя Ханны и Бертрана…

– Ты! С-с-старый ублюдок! – замолчавший на полу слове Томас побледнел и, закатив глаза, рухнул в обморок.

Аэлиша дрожала в кольце сильных, так нужных ей сейчас, рук. То, что она слышала, было слишком чудовищно.

– Остынь брат! – в голосе Тиршшана сквозила едва сдерживаемая ярость.

– Пусть закончит, – тихо попросила она, крепче прижимаясь к Шейсаллеху.

Только его близость и крепкие объятья помогали ей удержать тело в вертикальном состоянии, а разум в сознании.

Тиршшан привел Томаса в чувство громкой пощечиной.

– Продолжай!

И мужчина не посмел ослушаться приказа.

Убивать Бертрана и Ханну Томас не хотел, справедливо полагая, что горе от потери ребенка будет несоизмеримо хуже. Наемники были хорошо подготовлены и справились с заданием. Так у маленькой Аэлиши появилась новая семья. А затем Томас перебрался в эту глушь. Аэлиша же с малых лет расплачивалась за то, что ее настоящие родители посмели быть счастливы. Только вот незадача, Вириш, любимый сын, положил на нее, недостойную, грязную девку глаз. Еще не растеряв остатки порядочности, юноша пытался противиться чувствам к собственной сестре, но не так давно, умело заведя разговор с не совсем трезвым батюшкой узнал, что сестренка то и не родная вовсе. Пришлось пригрозить наследством, тем более у Аэлиши уже наметился жених. Который отдал бы приличное состояние, при условии что невеста будет чистой.