Жертва любви. Геометрическая фигура - [59]

— Она очень симпатичная девушка и дочка Саши Фролова, между прочим! — невозмутимо осадил своего товарища главреж.

— А что ты сразу не сказал! — уже удивленно-миролюбиво спросил мэтр. — Где она?

— Стоит в проходе и слушает отборный мат народного артиста! — усмехнулся Чебышев, кивнув, видимо, в мою сторону.

— Вот именно, народного, — подтвердил Майдановский. — А русский народ без этих выражений не обходится. Чего замер? Приглашай!

— Надежда Александровна! — командно-профессионально повысил голос главный. — Спускайтесь к нам!

Через несколько секунд я стояла перед столиком, из-за которого поднималась темная высокая фигура мужчины в свитере и джинсах. Лица не было видно.

— Фролова! — я протянула руку навстречу силуэту.

— Очень приятно! — его сухие губы поцеловали мою ладонь. — Вы уж простите меня за резкие выражения в адрес ваших коллег по перу, они мне все настолько осточертели за эти годы, продажные борзописцы, к вам это не относится, Надя! — тут же поправился мастер. — Сашиной дочке я не могу отказать в интервью. Мы дружили с вашим отцом! — объяснил Майдановский.

«Милый папа! Четыре года, как тебя уже нет на свете, а твоя душа и сегодня помогает мне! Спасибо тебе», — подумала я, а вслух сказала:

— Отец рассказывал мне о ваших встречах, спорах до хрипоты. Я увидела его уже семнадцатилетней, и судьба отмерила нам только шесть лет дружбы, — я тяжело вздохнула.

— Да, каких только фортелей не выкидывает судьба! — согласился со мною мастер. — Вы не спешите? Через десять минут перерыв закончится и надо будет продолжать репетицию. Устраивайтесь где-нибудь поудобнее, смотрите, наблюдайте, запоминайте, анализируйте. А после репетиции я весь в вашем распоряжении. Договорились?

— Конечно, Кирилл Львович! — согласилась я, надеясь, что соглядатаи Тамары не успеют поставить прослушку в репетиционный зал и мы успеем поговорить без свидетелей после окончания репетиции.

Вспыхнули прожектора, осветив почти пустую сцену. На ней стояла только широкая кровать, заправленная грубым одеялом. Из-за кулис показались актеры — совсем юная девушка, почти девочка, на которой из одежды были только белые трусики и такая же майка, и мужчина за сорок, чуть сутулый, одетый в пижамные штаны и белую майку. Они нырнули под одеяло.

Майдановский взял микрофон, начал читать текст:

— «Услышав ее первый утренний зевок, я изобразил спящего, красивым профилем обращенного к ней». Сергей, мне даже на первом ряду не виден твой красивый профиль… Так лучше. «Моя Лолиточка была резвой девчонкой, и, когда она издала тот сдавленный смешок, который я так любил, я понял, что она до этого созерцала меня играющими глазами». Аля! Созерцай! Играй глазами! Тебе же интересно! Ты впервые в жизни проснулась в одной постели со взрослым мужчиной! «Она скатилась на мою сторону, и ее теплые русые кудри пришлись на мою правую ключицу». Сергей! Сними свою майку! Ты со своей женой тоже в майке спишь? Ты же не почувствуешь тепла ее волос сквозь майку! Так. «Я довольно бездарно имитировал пробуждение. Сперва мы лежали тихо! Я тихо гладил ее по волосам, и мы тихо целовались». Аля, у Набокова Лолита совращает в этой сцене Гумбольта, а не наоборот… Поняла? Тебе нравятся его прикосновения к волосам, тебе хочется его губ. Да, это не кино, и нет крупного плана, но не фальшивь, целуй его, в конце концов! Где страсть, это же не первый твой мужчина в самом деле!.. Не слышу, ты что сказала?

— Да противен мне Хромов! Вот вас я хочу целовать, а от него меня тошнит! — возмутилась юная актриса.

— Аля! Я сыграю только премьерные спектакли, а потом тебе так или иначе придется быть с Хромовым! Не дури! Ты профессионал, работай! Сейчас апогей всей сцены…

Актриса встала на колени перед лежащим на спине актером. Стащила с себя майку, оставаясь спиной к зрителям. Наклонившись к партнеру, она что-то прошептала ему на ухо.

— Ты никогда не делал этого, когда был мальчиком? — спросила актриса.

— Никогда… — приглушенно отвечал партнер.

Девушка откинула одеяло, засунув руки в пижаму партнера. Оба начали мерно покачиваться под тихую мелодию.

— Стоп! Хватит на сегодня! Одевайтесь. Плохо. Страсти не вижу. Ты не на манекене лежишь, не на резиновой кукле! Он о тебе мечтает несколько месяцев, он жаждет тебя. Тебе самой интересно! Вспомни Набокова: ты орудуешь жезлом его жизни! А ты играешь так, будто в руках ядовитая змея… — досадливо махнул рукой Майдановский.

Аля, как звали актрису, его реплику слушала, вполоборота повернувшись к режиссеру. Мне отчетливо были видны ее еще по-детски неразвитые груди. «Ну и нравы в театральных коллективах», — подумала я. Девушка между тем соскочила с кровати и, уже совсем нагло повернувшись к режиссеру всеми своими прелестями, нехотя стала напяливать майку.

— Кирилл Львович, может, с вами пройдем эту сцену? — спросила она, подойдя к краю сцены.

— Нет, завтра! Завтра, Алечка, завтра! Сейчас я занят, — отказался Майдановский.

В это время осветители врубили полный свет во всем зале, потушив прожектора, освещавшие сцену. Актеры увидели меня, притаившуюся в правом углу первого ряда.

— По-нят-но! — по слогам произнесла артистка, обиженно вильнула худосочным задом и скрылась за кулисами.