Жертва любви. Геометрическая фигура - [58]

— Заполняйте. Вам забронирован и оплачен за неделю вперед «люкс» на третьем этаже.

Что делает уважающая себя женщина после почти суточной тряски в поезде? Правильно, принимает душ и приводит себя в порядок. Когда я наконец вышла из гостиницы, было уже около одиннадцати утра. Дорогу до драматического театра я знала как свои пять пальцев. Но она была знакома Фроловой-детективу, а не Фроловой-журналистке. Вот почему по пути в театр я несколько раз останавливалась и сверяла свой путь с советами случайных прохожих.

Наконец показался утопающий нынче в сугробах современный, из стекла и бетона, Академический драматический театр. Обойдя здание вокруг, я как бы искала служебный вход. Вот и он. Веяние времени — на традиционной металлической вертушке вместо ожидаемой старушки-божьего одуванчика меня встретил высокий и крепкий паренек в камуфляже с эмблемой частного охранного агентства «Виктория» на теплой куртке.

— Вы к кому? — вежливо осведомился он у заблокированной на всякий случай вертушки.

— К вашему главрежу, как там его… — я сделала вид, что напрягаю память.

— Чебышев Вадим Спиридонович, — подсказал мне охранник. — По внутреннему наберите 25. Прикажет пропустить — пожалуйста.

На удачу, главреж оказался на месте и уже через пару минут, сдав шубу в служебный же гардероб, я входила в его просторный и удивительно уютный для хозяина-мужчины кабинет.

— Чем обязаны вниманием столичной прессы, причем такого весьма специфического толка? — представившись и внимательно ознакомившись с моим удостоверением и визиткой, поинтересовался Чебышев.

— Столичный бомонд будоражат слухи о сногсшибательной премьере, которую готовит на вашей сцене секс-символ советского кино и театра семидесятых годов Кирилл Майдановский, — я решила не ходить вокруг да около, а идти напролом, как танк или БТР к своей цели. — Шеф поручил мне на неделю стать тенью Кирилла Львовича, но выдать сенсационный материал.

— С самим Майдановским этот вопрос согласован? — осведомился главный.

— Мне в интервью еще ни одна звезда не отказывала! — с гордостью похвалилась я.

— Майдановский непредсказуем, впрочем, как и все большие мастера. Он может послать вас к чертям собачьим или не отходить от вас сутки напролет, — усмехнулся художественный руководитель театра.

— Кстати, что ставит Кирилл Львович и почему потребовался приезд столичного мэтра? — я вытащила блокнот и авторучку из своей сумочки.

— «Лолиту» Набокова. И этим все сказано. Наша постановка будет первой на провинциальной сцене. До этого только у вас в Москве ее интерпретировал Роман Виктюк. Смотрели? — как само собой разумеющееся спросил Чебышев.

— Конечно, — пробурчала я, а про себя подумала: «Господи! Останови его! Не позволь задавать вопросы о неведомом мне спектакле!»

Бог все-таки есть. Вадим Спиридонович сменил тему разговора:

— Что-то мне ваша фамилия знакома… Постойте, Александр Фролов вам не…

— Это мой отец, — произнесла я тихо и серьезно.

— Теперь понятно, почему вам не отказывают в интервью звезды… Чашечку кофе? До перерыва в репетиции у Майдановского еще минут тридцать.

Еще полчаса мы трепались с главрежем на околотеатральные и телевизионные темы. Наконец Чебышев предложил:

— Пойдемте в репетиционный зал. Кирилл обычно и в перерыв не выходит оттуда, говорит, дабы не потерять кураж. Я представлю вас.

Медленно раскрыв массивную и скрипучую дубовую дверь, Вадим Спиридонович пропустил меня в полумрак малого зала, используемого обычно для репетиций. Несколько секунд я простояла неподвижно, закрыв глаза, чтобы привыкнуть к сумеречному свету. Оглянувшись по сторонам, я заметила, что мы с главным стоим в проходе между рядами, отделяющими партер от амфитеатра. Прожектора, освещавшие почти пустую сцену, были погашены, лишь неяркие дежурные лампочки продолжали гореть под самым потолком. В этом полутемном царстве ярким пятном выделялся лишь желтый кружок света на журнальном столике, стоявшем внизу, у первого ряда.

Настольная лампа освещала открытую папку с листами текста, чашку с непонятным издалека напитком, салфетку с лежащим на ней бутербродом. Силуэт человека почти не был виден, только руки, попеременно подносящие ко рту то чашку, то бутерброд. Мастер завтракал или обедал, что там у артистов сейчас по распорядку?

Чебышев осторожно, почти на цыпочках, стараясь не скрипеть, двинулся к столику. Я замерла на месте. Вероятно, Майдановский был занят своими мыслями, поскольку не среагировал сразу на появление главрежа.

— Какого черта ты меня пугаешь, Вадим? — донеслась до меня строгая, но беззлобная реплика мэтра.

— Не выражайся! Я не один. Со мною дама, — предупредил Чебышев.

— И кого ты снова притащил с собой? Очередную смазливенькую прыщатую плоскодонку, претендующую на великую роль? — теперь недовольно пробурчал мастер. — Я же сказал, играть будет Аля!

— Это не актриса. Журналистка. Из твоей Москвы… — Чебышев не успел договорить.

— Нет, ты хочешь моей преждевременной смерти! Пошли на хрен прессу и сам убирайся вместе с ней! До премьеры совсем чуть-чуть, а ты уже проклятых вонючих писак тащишь… — мне показалось, что Майдановский брызжет слюной от ярости.