1
Подумать только, дело было уже на мази, и вот эта идиотка ухитрилась все испортить! Волна ненависти захлестнула его, лицо исказилось. Слава Богу, в окружающей темноте это было незаметно.
Она тихо плакала, прижавшись щекой к его плечу. Обнаженной кожей он чувствовал теплые слезы и горячее дыхание. С трудом подавил желание оттолкнуть ее.
Заставив себя расслабиться, он обнял ее, погладил по спине. Его руки были, как лед, и спина показалась ему горячей. Он был весь в холодном поту, ноги дрожали. Это случалось с ним всякий раз, когда что-то непредвиденное заставало его врасплох. Подождав, пока дрожь прекратится, он поправил одеяло и шепотом произнес:
— Слезами горю не поможешь.
Она послушно постаралась успокоиться, судорожно вздыхая, вытирая глаза краем потрепанного одеяла.
— Я плачу, потому что так долго молчала. Я давно знала об этом, проходили дни, недели, но я не хотела тебе говорить, пока окончательно не удостоверюсь…
— А теперь ты уверена?
Он говорил очень тихо, хотя в доме никого не было.
— Да.
— Сколько времени прошло?
— Почти два месяца… Что нам делать?
Она подняла голову. В темноте он почувствовал на себе ее взгляд.
— Ты не назвала врачу своего настоящего имени?
— Нет, что ты, но он, конечно, догадался об этом. Мне было так стыдно…
— Если твой отец узнает…
— Что нам делать? — повторила она. И вновь прижалась к нему, тревожно ожидая ответа.
Он сел на постели, отчасти для того, чтобы придать убедительность своим словам, отчасти, чтобы отодвинуться от нее.
— Выслушай меня, Дорри. Тебе хотелось бы, чтобы я сказал, что мы должны немедленно… прямо завтра пожениться. Поверь, мне этого хочется не меньше, чем тебе! — Она слушала его напряженно, не шевелясь. — Но если мы это сделаем — а я даже не знаком с твоим отцом — и через семь месяцев появится ребенок… Можешь себе представить, как он поступит?
— Он не может нам помешать! Мне уже исполнилось восемнадцать, а больше никаких препятствий нет. Что он может сделать?
— Я не имел в виду расторжение брака…
— Тогда что? Что ты хочешь сказать?
— Деньги! Вспомни, Дорри, какой человек твой отец, вспомни, что ты мне рассказывала о нем, о его суровости… Твоя мать оступилась… Он узнаёт об этом через восемь лет и разводится с ней, не думая ни о ее слабом здоровье, ни о вас. А к твоему поступку как он отнесется? Да ты просто перестанешь для него существовать… Он не даст тебе ни цента!
— И пусть! Мне это совершенно безразлично!
— А мне нет, Дорри. Не ради себя, клянусь тебе. Только ради тебя! Нам обоим придется оставить университет. Тебе из-за ребенка, а мне для того, чтобы зарабатывать. Но где? Без диплома… Кем я могу стать? Служащим? Рабочим?
— Разве это имеет значение?
— Имеет, да еще какое! Ты не можешь себе представить, до какой степени это важно. Тебе всего девятнадцать лет, и у тебя всегда были деньги. Ты не знаешь, что такое бедность. Не пройдет и года, как мы возненавидим друг друга.
— О, нет… нет!
— Хорошо, допустим. Мы слишком любим друг друга, чтобы ссориться. Но подумай только, как мы будем жить? В меблированных комнатах, питаясь макаронами семь дней в неделю? Видеть тебя в таких условиях и знать, что это по моей вине… — Он помолчал, потом тихо добавил: — Уж лучше застраховать свою жизнь и выброситься из окна…
Она снова разрыдалась.
— А я так хорошо все продумал, — продолжал он мечтательно, успокоительным тоном. — Летом я поехал бы в Нью-Йорк, и ты представила бы меня твоему отцу. Зная от тебя о его вкусах и интересах, я сумел бы ему понравиться… После окончания занятий мы поженились бы. А может быть и раньше… В сентябре мы вернулись бы сюда на два года, сняли бы неподалеку однокомнатную квартиру…
Она подняла голову:
— Зачем ты говоришь мне все это?
— Чтобы ты поняла, как все было бы замечательно.
— Я и так понимаю! Не хуже, чем ты! Но из-за того, что я беременна и прошло уже два месяца… Чего ты добиваешься? Хочешь меня оставить? Сбежать?
— Нет, нет, что ты, Дорри!
Он взял ее за плечи, придвинул свое лицо совсем близко.
— В таком случае, мы должны пожениться. У нас нет выбора.
— Ошибаешься, Дорри, у нас есть выбор.
— О, только не это… — Он почувствовал, что она вся напряглась.
— Выслушай меня, — попросил он. — Об операции и речи нет. Я знаю одного парня, его зовут Герми Ходсен, так вот, у его дяди магазин аптекарских товаров, и Герми работает у него продавцом. Он мог бы достать нужные таблетки. Пойми же, бэби, — добавил он, так как она молчала, — можем мы хотя бы попробовать!
— Таблетки, — повторила она нерешительно, как будто впервые слышала это слово.
— Попробуем! Все еще может быть так чудесно…
— Право, не знаю…
— Послушай, бэби, ты ведь не сомневаешься в том, что я тебя люблю? Я никогда не посоветовал бы тебе ничего опасного… А все еще может обойтись… Представь себе маленькую квартирку, где мы будем совсем одни, где не придется дожидаться, пока хозяйка уйдет в кино…
Наступило долгое молчание.
— Разве есть гарантия, что это подействует? А если нет? — сказала она наконец.
— В случае неудачи… — Он осыпал поцелуями ее лоб, щеки, глаза. — В случае неудачи, мы немедленно поженимся и пусть твой отец отправляется ко всем чертям вместе со своими заводами! Клянусь тебе, бэби!
