Жертва любви. Геометрическая фигура - [61]

— Принимается! — удовлетворенно хмыкнула я.

— Тогда пойдемте пригласим Вадима, он мой друг еще со студенческой скамьи. И труппе вас надо представить, а то всех любопытство распирает, с кем это Майдановский кокетничает почти час.

Мы вышли из репетиционного зала и отправились в противоположный конец длинного коридора, где располагались кабинеты театрального начальства.

— Кстати, а что сегодня за спектакль вечером? — поинтересовалась я, когда мы проходили мимо информационного стенда со сведениями о текущем репертуаре, занятости актеров, объявлениями профкома и прочей бюрократической мелочью.

— «Темные аллеи» по циклу рассказов Бунина. Поставил сам Чебышев. Ему будет приятно, если вы изъявите желание посмотреть инсценировку, — пояснил Кирилл.

В кабинете главрежа, куда Майдановский без стука открыл дверь, клубился народ. Человек семь театральных деятелей, профессии которых мне, не считавшей себя театральным завсегдатаем, определить с ходу было трудно.

— С чувством глубокого удовлетворения констатирую, что Надежда Александровна сумела растопить ледяное сердце нашего сурового мастера и вступить с ним в первый профессиональный контакт! — витиевато приветствовал нас главреж.

— С любезной подачи Кирилла Лювовича я узнала, что сегодня вечером на большой стене идут бунинские «Темные аллеи» в вашей постановке. Мне просто очень интересно посмотреть эту вещь, — напросилась я на вечерний спектакль.

— Весьма польщен. Нет ничего проще. Кирилл Львович, надеюсь, вы взяли шефство над нашей московской гостьей? Тогда за пятнадцать минут до начала спектакля встречаемся у меня, а потом вместе идем в директорскую ложу…

Глава пятая ПРИЯТНОЕ С ПОЛЕЗНЫМ

Вернувшись в гостиницу после обеда, чуточку отдохнув и начав прихорашиваться по случаю вечернего выхода в театр, я непроизвольно начала волноваться. Кто-то из великих полководцев сказал: не верьте солдатам, утверждающим, что они не испытывают страх перед сражением. Но мое волнение не назовешь страхом. В каждой профессии есть доля риска. Но, оказывается, по данным ЮНЕСКО, самыми опасными нынче на нашей планете являются профессии летчика-испытателя и космонавта, тут, как говорится, без комментариев, на втором месте в мире по профессиональной смертности идут журналисты — уж слишком много их гибнет в районах конфликтов и от рук наемных убийц. На третьем же месте представители одной из самых мирных профессий — учителя.

В моей профессии сыщика доля риска — сама собой разумеющаяся составная часть. Но одно дело рисковать в скоротечном поединке с противником, против которого у тебя есть болевой прием карате, пистолет с полной обоймой патронов, а другое — рисковать постоянно, несколько дней подряд играя под присмотром бдительного ока соперницы.

Надев длинное вечернее платье из темно-зеленой блестящей ткани, сшитое по последней моде — целомудренно прикрывающее перед, со спины оно имело глубочайший разрез, заканчивающийся в районе бедер, — и поправив прическу, я с инстинктивной дрожью в пальцах распечатала набор золотистой бижутерии и водрузила на места серьги, кулон и кольцо.

С платьем украшения сочетались оригинально. Но теперь ежесекундно я и окружавшие меня люди были в прямом эфире Тамариного «телевидения». Ладно, играть — так играть!

В 18.10, за двадцать минут до начала спектакля, я вошла в знакомый служебный вход театра. Майдановский уже ждал меня с замечательным букетом алых роз в руках. Благосклонно приняв цветы, сняв шубу, подав левую руку мэтру, я прошла вместе с ним в кабинет главрежа.

Поболтав на отвлеченные темы несколько минут, мы направились в зрительный зал. Галантно пропуская меня вперед в дверь, Чебышев наконец-то рассмотрел мою обнаженную спину. Боковым зрением я увидела его вздернутые брови — верный признак шока. Что ж, выходит, я еще в состоянии производить неотразимое впечатление на мужчин среднего возраста.

Спектакль — попурри по рассказам Ивана Бунина «Темные аллеи» — располагал к выполнению моего «боевого задания» — соблазнения столичного мэтра. Вадим Спиридонович инсценировал рассказы в весьма откровенной манере. Декорации во втором действии изображали мастерскую художника. Повсюду висели картины и черновые наброски к ним, в углу стоял мольберт с кистями. Актриса, во всем сером, лицо, закрытое вуалькой, с интересом рассматривала картины юного художника, с восхищением следившего за ней.

— Галя, что с вами сделалось?

— А что?

— Вы и всегда были прелестны, а теперь прелестны просто на удивление!

— Как у вас тут хорошо, таинственно, какой страшно большой диван! И сколько картин вы написали, и все Париж…

Актриса, играющая роль Гали Ганской, порхает от одной картины к другой.

— Хотите рюмочку портвейна или печений? — обращается к ней актер, играющий юного художника.

— Не знаю… — пожимает плечиками актриса.

Актер берет ее правую руку, одетую в белую перчатку:

— Можно поцеловать?

— Но я же в перчатке… — почти шепотом произносит актриса.

Актер медленно снимает ее перчатку и нежно целует начало маленькой ладони.

— Ну, мне пора… — тихо говорит актриса.

— Нет, сперва посидим немного, я вас еще не рассмотрел хорошенько! — настаивает актер.