Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти - [14]
На другом конце провода молчали.
— Товарищ маршал! Вы слышите меня?
— Слышу. Откуда у вас эти данные?
— Летчики-истребители летали по заданию командующего ПВО Москвы полковника Сбытова…
— Этого не может быть, товарищ Телегин. Они явно ошиблись.
— Мы сами сперва не поверили, послали новые самолеты для уточнения. Ошибки нет, товарищ маршал. Через час-полтора немцы будут в Юхново. Надо отдать приказ о штурмовке колонн…
— Не спешите, товарищ Телегин. Но постарайтесь принять меры: все, что можно, направить к Юхнову. Все, что можно, — повторил Шапошников и положил трубку.
Борису Михайловичу не надо смотреть на карту: он и так знает ее наизусть. Но он все-таки тяжело поднялся и подошел к большой карте Европейской части СССР, утыканной флажками и табличками, обозначающими линию фронта, наши армии и армии противника, резервы, штабы, намечаемые и готовящиеся рубежи обороны. Расположение этих флажков и табличек не вызывало особого беспокойства. Правда, от члена Военного совета Резервного фронта Мехлиса поступило сообщение, что части трех армий этого фронта отрезаны от своих тылов, связи с ними нет, управление фронтом со стороны командования утеряно, дорога на Москву по Варшавскому шоссе открыта. Но Мехлис известен тем, что из любой мухи способен выдуть слона. А от командующего фронтом маршала Буденного ни звука. Что же получается? Получается, что танковая группа Гудериана идет к Туле, Гепнера — напрямую к Москве, Гота… О Танковой группе Гота пока данных мало, но и те, что известны, говорят об ударе в северо-западном направлении в сторону Ржева. Таким образом, прорисовывается обычная немецкая схема, предусматривающая охват армий Западного и Резервного фронта с двух сторон. И опять все происходит слишком быстро и слишком неожиданно, хотя именно этого и надо было ожидать.
Шапошников глянул на часы — они показывали 15 минут третьего. Сталин, скорее всего, уже проснулся и приехал в Кремль. Пора идти на доклад.
А генерал Телегин в это время держал трубку телефона и слушал яростный и угрожающий голос генерала Абакумова:
— Ты что себе позволяешь, Телегин? Сам наложил полные штаны от страха, теперь других пугаешь немцами? Кто тебе дал право лезть не в свое дело? Откуда немцы на дороге к Юхнову? Чтобы через час у меня на столе лежала объяснительная записка, иначе я с тебя шкуру спущу!..
— Записку я вам напишу, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Телегин. — Но в ней укажу то же самое: немецкие танки на пути к Юхнову. — И положил трубку.
На другом конце провода комиссар госбезопасности Абакумов, наливаясь гневом, слушал гудки отбоя связи, говорящие о том, что Телегин, можно сказать, бросил, недослушав, трубку, нанеся тем самым личное оскорбление начальнику комитета госбезопасности СССР. Ну, мать его, Телегина, он ему покажет, где раки зимуют!
— Товарищ комиссар, — подал голос дежурный адъютант, отвлекая Абакумова от незавершенного разговора с Телегиным. — Звонит уполномоченный госбезопасности из Куземков.
— Это где? — повернулся Абакумов к адъютанту и только тогда положил трубку.
— Это станция на пути между Рославлем и Юхновым.
— И что?
— Он утверждает, что через станцию уже с час в направлении Юхнова движется большая колонна танков и мотопехоты противника.
— И что, они не тронули этого уполномоченного?
— Он передал, что движутся безостановочно. Он ждет приказа, что ему делать.
— А-а, черт! — выругался Абакумов. И тут же велел: — Соедини меня с Лаврентием Павловичем.
Нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия выслушал Абакумова, но подвергать сомнению его сообщение не стал: он знал, что Абакумов ни за что непроверенных данных докладывать ему не станет. А коли так, то надо немедленно звонить Сталину. И тут же позвонил, но опоздал: его опередил Шапошников.
Глава 9
Дни шли, однако истинной обстановки на своем фронте генерал-полковник Конев не знал. Бежав с остатками своего штаба из развалин барской усадьбы в сторону Волоколамска, не имея связи со своими армиями, он, между тем, продолжал уверять Шапошникова, что в районе Вязьмы все спокойно, что противник, атакуя по всем направлениям, несет огромные потери, а вверенные ему войска стоят насмерть и отступать не собираются. Правда, противник кое-где просочился за линию фронта небольшими группами, но для их уничтожения принимаются соответствующие решительные меры. Однако, в связи с недостатком у Западного фронта достаточных резервов, есть необходимость войскам фронта отойти на рубеж Резервного фронта, чтобы совместно с войсками этого фронта, закрепиться, остановить противника и разгромить.
И 5 октября вечером разрешение на отход Конев получил.
Но было уже поздно.
Утром 6 октября немцы перерезали дорогу на Москву восточнее Вязьмы, их танки ворвались в город, замкнув кольцо окружения, в котором оказались пять армий Западного фронта и отдельная войсковая группа генерала Болдина. Всего же войска Брянского, Резервного и Западного фронтов недосчитались 64-х дивизий из 95, 11 танковых бригад из 13, 50 артиллерийских полков резерва Главного командования из 62. А все, что осталось вне окружения, было разбросано на огромном пространстве, не имея связи с командованием фронтов.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".