Жернова. 1918–1953. Обреченность - [58]
– Возможно, возможно, – осторожничал Никита Сергеевич, чувствуя, что его хотят втянуть во что-то темное.
– Общение с живыми людьми всегда дает больше, чем бумага, – поддержал Маленкова Берия.
– Это я знаю, это мне хорошо известно, – согласился Хрущев, энергично кивая круглой головой. – Я всегда стоял и стою за общение. – И предложил: – Давайте еще по квасу… Очень уж хороший квас: так все жилочки и разжигает, так прямо весь и кипишь от такого кваса. Умеет русский человек настоящие напитки делать, не то что американская кока-кола: дрянь, дегтем шибает.
– Это точно, – подал голос Маленков, отдуваясь. – А некоторые наши граждане свое хают, а заграничное хвалят. У нас, конечно, попроще, зато надежнее.
Некоторое время пили молча.
Затем Берия спросил у Хрущева:
– Как там мой Серго поживает? Как работает?
– Как поживает, подробностей не знаю, а работает хорошо. Докторскую защитил, большой отдел в институте возглавляет… Умная голова у твоего сына, далеко пойдет.
– Не сомневаюсь. Во всяком случае, пока я жив.
– Да-а, завистников много. Чуть что… Иная баба увидит на другой обновку, тут же в крик: воровка, с немцами спала, а туда же! – закхекал Хрущев.
– М-мда, дети наши… – начал было Маленков, но не закончил, отер простыней потное лицо, засопел обиженно, будто Берия с Хрущевым намекнули на что-то такое нехорошее, что он, Маленков, от всех скрывает.
И в предбаннике снова повисла тишина.
Глава 4
Собрание партактива Москвы и области прошло успешно и без всяких осложнений. Никиту Сергеевича Хрущева приняли на ура, доклад его о положении дел в стране и в мире, об идеологической и политической борьбе со всякими искривлениями политики партии выслушали внимательно, часто прерывая долгими аплодисментами. Затем состоялись выборы – и Никита Сергеевич стал членом обкома и горкома партии, а уж на объединенном пленуме того и другого его единогласно выбрали первым секретарем, понимая, что за Хрущевым стоит сам Сталин.
И на другой же день Никита Сергеевич вместе с Маленковым и Сусловым приехали на Лубянку к министру государственной безопасности Абакумову.
Ехать туда Хрущеву не было никакой нужды. Он мог в качестве секретаря ЦК, курирующего госбезопасность, пригласить к себе Абакумова или кого-нибудь из следователей, ведущих «Ленинградское дело», обо всем расспросить, но… но ему предстояло докладывать Сталину о том, в каком состоянии находится «дело», и не из вторых-третьих уст, а исходя из собственных впечатлений, а такой подход Сталин ценил особенно высоко. Ну и… соратники советовали, а они зря советовать не станут.
Министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов встретил высоких гостей на пороге своего большого кабинета. По его широкому скуластому лицу было заметно, что его совсем не радует это посещение и далее официальной вежливости он идти не собирается. Никита Сергеевич про себя отметил этот нерадушный прием, отложил в памяти: пригодится.
Министр Абакумов действительно не обрадовался своим гостям. Более того, назначение Хрущева секретарем ЦК, курирующим госбезопасность, то есть самого Абакумова, очень встревожило Виктора Семеновича. Он знал Хрущева как верного пса товарища Сталина. С тридцать пятого по тридцать восьмой Хрущев руководил московской городской и областной партийной организацией, и тысячи людей отправил в лагеря и на тот свет, выполняя и перевыполняя задания Сталина по чистке руководящих кадров. В тридцать восьмом же был назначен первым секретарем ЦК КП(б) Украины, прошелся железной метлой по ее городам и весям. Абакумов знал Хрущева как очень хитрого и коварного человека и догадывался, зачем он появился в его кабинете. А коль он появился в его кабинете, «ленинградское дело» придется раскручивать до конца, хотя нет никаких доказательств, что Кузнецов, Вознесенский и их подельники планировали заговор против товарища Сталина и советской власти. Да, они несколько посвоевольничали, выступив с инициативами, которые обычно исходят из Москвы, но это все, что можно им предъявить. А за это на кол не сажают.
Еще знал Абакумов, что Берия, отстраненный еще в сорок пятом с поста наркома внутренних дел, чтобы заняться исключительно ядерной проблемой, продолжает плести свои интриги и в МВД, и в МГБ, где у него осталось много своих людей, хотя Абакумов от большинства из бериевских ставленников избавился, едва лишь заняв этот кабинет. И Сталин в этом его поддержал, понимая, что новый министр должен работу начинать по-новому с новыми же людьми, тем самым обеспечивая свои тылы.
Знал Виктор Семенович, что Маленков, Берия и Хрущев составляют единую команду, что в последние годы они снова приблизились к Сталину и набрали вес за счет всяких прихлебателей вроде Суслова, что Берия через этих своих соратников будет всячески стараться избавиться от Абакумова и его людей. Поэтому Виктор Семенович, с одной стороны, пытался всеми способами добиться нужных для Сталина от ленинградцев показаний, а с другой стороны, дезавуировать эти показания реальными фактами их плодотворной деятельности на занимаемых постах. И не было ни малейшего сомнения, что Хрущев воспользуется выбитыми из подследственных показаниями и не примет в расчет реальные факты.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«По понтонному мосту через небольшую речку Вопь переправлялась кавалерийская дивизия. Эскадроны на рысях с дробным топотом проносились с левого берега на правый, сворачивали в сторону и пропадали среди деревьев. Вслед за всадниками запряженные цугом лошади, храпя и роняя пену, вскачь тащили пушки. Ездовые нахлестывали лошадей, орали, а сверху, срываясь в пике, заходила, вытянувшись в нитку, стая „юнкерсов“. С левого берега по ним из зарослей ивняка били всего две 37-миллиметровые зенитки. Дергались тонкие стволы, выплевывая язычки пламени и белый дым.
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…