Жернова. 1918–1953. Обреченность - [53]
– Значит, сообщение ТАСС не давать?
– Какое еще к черту сообщение! – воскликнул Сталин с возмущением. – Я тебе про Ерему, а ты про Фому! Чем позже они узнают, тем для нас лучше. Мы должны выиграть время. Да. Нечего кудахтать раньше времени. Одно яичко, даже золотое, ничего не решает.
Дойдя до поворота дорожки, Сталин оглянулся: широкая фигура Берия медленно пересекала полосы света и тени, становясь все меньше и меньше. Подумал: «Сейчас прибежит к себе, соберет своих, начнет хвастаться. Будут шушукаться, строить планы. Как узнать, о чем они шушукаются? Абакумов помалкивает. То ли тоже связан с какой-то из групп, то ли побаивается. И вообще ведет себя так, будто в стране ничего страшного не происходит. Как вел себя в свое время Ягода, покрывая оппозицию».
Сталин вспомнил минувшее заседание Политбюро, вспомнил осторожные реплики его членов, мысленно восстановил выражения лиц: у всех оно было каменным. Разве что Хрущев проявлял нетерпение: он постоянно вертелся на своем стуле, заглядывал в бумажки, одобрительно кивал головой, поддерживая Сталина. В искренности Хрущеву не откажешь. В нем явно ощущается несогласие, мягко говоря, с московскими политиками, хотя он это свое несогласие никак не выражает, и лишь темперамент выдает его с головой. Что ж, на безрыбье и рак рыба. Жаль, конечно, что молодые ленинградцы не оправдали возлагавшихся на них надежд. Мало того, что занимались приписками и сокрытием действительного положения дел в ленинградской партийной организации, так они еще вознамерились сделать Ленинград вторым центром экономической и политической жизни страны, обособить Россию от других республик. Им и в голову не пришло, к какой катастрофе это может привести, если разбудить русский шовинизм и, на этой основе, местечковый национализм. Теперь Абакумов ведет дело ленинградцев, но без огонька. Надо будет вызвать Хрущева из Киева. Он хоть и связан с Берия и Маленковым, но если дать ему роль второй скрипки, он всех сотрет в порошок. Пусть поработает в Москве, пусть распутает кое-какие клубки, пусть возьмет под контроль Абакумова, а там посмотрим… Что еще? Надо будет наградить атомщиков. Хорошо наградить: заслужили».
И Сталин решительно зашагал к даче, сливающейся своим ядовито-зеленым цветом с окружающей природой.
Глава 2
Никита Сергеевич Хрущев уселся в кресло, положил руки на стол, похлопал ладонями по его полированной поверхности и оглядел знакомый кабинет первого секретаря Московского городского и областного комитета партии с таким самодовольным видом, точно сам лично захватил город после длительной и тяжелейшей осады. В тридцатые годы он хорошо поработал в этом же кабинете, проводя линию Сталина на всеохватную чистку руководящих кадров. Потом Сталин перебросил его на Украину – и там Хрущев не давал спуску никому.
Теперь снова пришел его черед наводить порядок в Москве и области. Правда, еще предстояло собрание партийного актива столицы и области, переизбрание членов обкома, выборы первого секретаря. Но все это формальности, которые, впрочем, хороши тем, что и на предстоящем собрании, и на пленуме обкома партии он, Хрущев, заявит о решительной борьбе с нарушениями советской конституции, устава партии, уголовного и экономического законодательств, указаний товарища Сталина. Особый упор надо будет сделать на те элементы, пробравшиеся в руководство государственными учреждениями, учебными заведениями, промышленными предприятиями, во многие сферы культурной и общественной жизни, которые ведут себя этакими князьками, дорвавшимися до власти. Надо будет особо указать на слепоту и беспринципность предыдущего руководства Москвы. Он им покажет кузькину мать, он таки наведет порядок в столице первого в мире социалистического государства, он… они узнают, что такое твердое ленинско-сталинское руководство.
Никита Сергеевич был очень доволен изменением своего положения. Помимо того, что он стал первым секретарем обкома партии, он еще и введен Сталиным в состав секретарей ЦК, ему Сталин поручил курировать министерства госбезопасности и внутренних дел, он должен разобраться с «ленинградским делом», а также с евреями, которые, видишь ли, захотели заполучить себе Крым для безраздельного в нем господства и с этой целью опутали сионистской паутиной всю страну. А уж кому-кому, а Никите Сергеевичу пришлось с этим народцем повозиться и на Украине: они, видишь ли, потребовали себе особых условий и в обеспечении жильем, и продуктами питания, и еще много чем другим, и потому, видишь ли, что больше всех пострадали в минувшей войне. Если их послушать, так и сама война Гитлером была развязана исключительно для того, чтобы уничтожить всех евреев. О том, что вдесятеро пострадали другие народы, жидам до лампочки. Просидели, видишь ли, в тылу всю войну, вернулись в разоренные города и в крик: «А где наши дома? Где наши квартиры? Почему они заняты всякими подозрительными личностями, сотрудничавшими с оккупантами? Где наши шмотки, которые мы бросили, утекая на восток по вашей милости? Где мы будем жить? Во что одеваться? Что станем жрать? Мало мы натерпелись в ташкентах и алмаатах, так еще терпеть и здесь – и это после того вклада, который мы внесли в победу над фашистами?»
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«По понтонному мосту через небольшую речку Вопь переправлялась кавалерийская дивизия. Эскадроны на рысях с дробным топотом проносились с левого берега на правый, сворачивали в сторону и пропадали среди деревьев. Вслед за всадниками запряженные цугом лошади, храпя и роняя пену, вскачь тащили пушки. Ездовые нахлестывали лошадей, орали, а сверху, срываясь в пике, заходила, вытянувшись в нитку, стая „юнкерсов“. С левого берега по ним из зарослей ивняка били всего две 37-миллиметровые зенитки. Дергались тонкие стволы, выплевывая язычки пламени и белый дым.
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…