Жернова. 1918–1953. Обреченность - [51]
Особенно пагубно это воздействует на молодежь, но не на всю, а на ту ее часть, которая причисляет себя к элите, к верхушке власти: на детей партийных и министерских работников, дипломатов, торговых атташе, журналистов – на так называемую интеллигенцию, утратившую связь со своим народом, польстившуюся на внешнюю сторону жизни западных буржуа. А ведь эта молодежь – в силу положения своих родителей – со временем встанет у руля государственной и партийной власти. Не трудно догадаться, куда она направит свои взоры, не задумываясь над тем, какие пагубные последствия ожидают страну, еще не залечившую раны, нанесенные войной.
Жить хорошо хочется всем, потому что жизнь одна и коротка – этот лозунг внедряется в сознание людей, и многие ищут обходные пути для достижения земного рая, отнимая у других немногие крохи, грабя ближнего ради удовлетворения своих эгоистических вожделений.
Так что же получается? Получается, что равенство, братство и справедливость невозможны в принципе? Получается, что он, Сталин, зря выкорчевывал в тридцатые годы бюрократию, если дети и внуки новоявленных бюрократов каким-то необъяснимым образом сворачивают на дорожку, протоптанную их предшественниками, печальный опыт которых ничему их не научил. Неужели все было зря? Этого не может быть.
Ну и… извечная истина: во времена сильнейших исторических потрясений гибнут лучшие: смелые, умные, стойкие, самоотверженные, а остается жить всякая шваль: трусливые и своекорыстные. Такое уже было после гражданской войны. Тогда в городах резко сократилось количество сознательных рабочих, им на смену пришли крестьяне, не имеющие ни классовой закалки, ни сознательности, ни целеустремленности, пришли евреи из западных местечек, движимые жаждой наживы и власти. Понадобились годы на создание советского рабочего класса, советского крестьянства и советской же интеллигенции, решительные меры по искоренению социального балласта и бюрократии. И вот новая война – и новые невозвратные потери, еще более страшные, на восполнение которых уйдет ни одно десятилетие. Но кто будет воспитывать эти поколения? Те, кто протирал штаны в ташкентах и алмаатах? Из них такие же воспитатели, как из генерала Власика балетмейстер.
Сталин кружил и кружил по дорожкам дачи, и никто из тех, кто находился рядом, кто обеспечивал его безопасность и наилучшие условия для работы, не смел прерывать это кружение. Даже когда кто-то звонил Сталину, дежурный офицер говорил звонившему: «Товарищ Сталин занят, подойти к телефону не может». И осторожно клал трубку.
Сталин не далее как час назад прочитал документ, присланный разведкой из Вашингтона. В документе говорилось о планах атомной бомбардировки ста важнейших городов СССР и даже назывались сроки: 1 января 1950 года. И это был уже второй подобный план, разработанный в США. Первый предусматривал атомные бомбардировки весной сорок девятого. И только быстрое развитие Противовоздушной обороны, появление в Советской армии реактивных истребителей МИГ-15 заставили американских военных перенести начало войны против СССР на год. Что представляют из себя эти планы – реальность или блеф? Или они из тех планов, которые разрабатываются на всякий случай? Скорее всего, так оно и есть. Но случай вполне может представиться, если относиться безответственно к судьбам своей страны, думать лишь о собственном благополучии.
Вместе с тем Сталин все более ощущал свое одиночество, свою изолированность от окружающих его людей. Где-то что-то происходило, противное существу его власти, подрывающее ее устои, а он об этом не знал, догадываясь иногда по некоторым тревожным признакам поведения своего окружения, по докладам с мест, очищенным от правды. Ведь вот же факт, который так долго от него скрывали: оказывается, во время войны убыль наших самолетов и гибель летчиков от производственного брака и несовершенства конструкций была, оказывается, сопоставима с убылью от непосредственного воздействия противника. А он-то думал, что дело не в технике и даже не в подготовке пилотов, а в том, что немцы, как более культурная, технически грамотная и дисциплинированная нация по сравнению с русскими, которые лишь недавно оторвались от сохи, просто не могут не воевать лучше русских. Оказывается, все знали, что творится на самом деле, и водили его, Сталина, за нос: и министр авиапрома Шахурин, и главком авиации Новиков, и директора авиационных заводов, и члены ЦК, отвечающие за работу этих заводов, и секретари обкомов, на территории областей которых эти заводы располагались. Более того, ему врал Маленков, одно время курировавший авиапром, врал Берия, тоже имевший касательство к работе авиационной промышленности, врали Микоян, Жданов, командующие фронтами, которые не могли не знать, в каком состоянии находится авиация, приданная их фронтам.
Но авиация – лишь одна часть промышленного, военного и политического механизма страны и армии. Наверняка то же самое творилось и творится в других отраслях промышленности. Налицо сговор ответственных партийных и хозяйственных работников, военных и работников госбезопасности. У всех рыло в пуху – поэтому и покрывали друг друга. А ведь сигналы были. Но он им не верил. Даже сыну своему не поверил, потому что считал его шалопаем. А тот, хотя и шалопай, но говорил правду: самолеты поступают в войска с недоделками, новые машины приходится перебирать в полевых условиях, только после этого на них можно идти в бой. Он не поверил главкому ВВС Рычагову, который незадолго до войны утверждал, что его «летчики летают на гробах». А в результате напрасная трата сил и средств, ничем не оправданная гибель людей.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«По понтонному мосту через небольшую речку Вопь переправлялась кавалерийская дивизия. Эскадроны на рысях с дробным топотом проносились с левого берега на правый, сворачивали в сторону и пропадали среди деревьев. Вслед за всадниками запряженные цугом лошади, храпя и роняя пену, вскачь тащили пушки. Ездовые нахлестывали лошадей, орали, а сверху, срываясь в пике, заходила, вытянувшись в нитку, стая „юнкерсов“. С левого берега по ним из зарослей ивняка били всего две 37-миллиметровые зенитки. Дергались тонкие стволы, выплевывая язычки пламени и белый дым.
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…